Не оставляя. Константин Александрович Широков

был слабо освещен, впрочем, как и улица. Но, несмотря на это, я, уверенно ориентируясь, проследовал к подъезду. Где-то рядом в темноте бренчала гитара и раздавался смех. На скамейке у тусклого подъездного плафона сидели две бабульки и мирно беседовали. Поздоровавшись с ними, я быстро поднялся на второй этаж. Тётушка, конечно, уже давно поджидала меня и даже слегка волновалась.

      – Андрюша, ну где же ты пропадал! Наверно, сильно проголодался. Иди руки мой и садись, поешь, а то скоро спать. У нас ночи тёмные южные, спать хочется рано.

      Я накинулся на еду, а тётя начала расспрашивать понравился ли мне город, что особенно запомнилось в музее, и вообще, как прошла экскурсия в целом. Она даже поинтересовалась, не нагрубил ли я Даше, не обидел ли чем её. «…Ведь Даша Невицкая, несмотря на свою юность, очень требовательная и настойчивая девушка и вместе с тем она очень чувствительная и ранимая», – уважительно с любовью говорила о ней тётя.

      «Да уж, требовательности и настойчивости у Даши не отнять, – подумал я. – Тётя может быть довольна – достойная подрастает смена…»

      Тётушка спросила и о моём настрое на предстоящие занятия со Стеллой Александровной. Видать, это занимало её теперь более всего.

      «Не проспи, – говорила она, разбирая мне постель, – я-то уеду рано. У меня совещание в городском отделе образования. А у себя в интернате буду только к концу рабочего дня… И после занятий обязательно зайди домой и хорошо поешь. На пляж успеешь, – монотонно давала она мне свои очередные наставления».

      Я соглашался, кивая ей сонно головой, и сразу, как только у меня был выключен свет, мягко провалился в бездну.

      В этой бездне, стуча колёсами на стыках рельсов, мчался в сторону моря поезд. На каком-то полустаночном перроне промелькнул отец со скрученной газетой в руке. Кажется, он был весел. Наконец, чуть ли не въехав в накатывающие волны, голубой поезд остановился как раз там, где на тёплом песке меня встречала Даша. Рядом, раскачиваясь в гамаке, листала свои фолианты моя жизнерадостная тётя и, что-то разглядев там, радостно била в ладоши. И какой-то суетливый старичок в порванной белой рубахе о чём-то спорил с машинистом поезда и обломанной указкой грозил ему. А я, кажется, уже обнимал Дашу, а потом мы с ней плавали, плавали… Сладкий был сон.

      4

      Сквозь крепкий утренний сон я всё же слышал, как хлопнула дверь за уходящей тетушкой, и тотчас же оглушительно затрещал где-то в зале будильник, хотя на самом деле между этими событиями прошло достаточно много времени. Тётя, видать, оставляя в зале будильник, надеялась, что я вскочу и пойду его отключать, а попутно проснусь окончательно. Этот трюк мы с отцом давно уже прошли. В отцовском арсенале в последнее время были более тонкие инструменты и ребусы, которые, впрочем, я щёлкал как орешки, несмотря на его изобретательность и всевозможные ухищрения.

      Я лежал не шелохнувшись в своей комнате, пока будильник не перешел на хриплое недовольное клокотание. Вскоре его мерзкий звук иссяк, и он заткнулся. Только