Государства и социальные революции. Сравнительный анализ Франции, России и Китая. Теда Скочпол

отсчета[90]. Но разрыв в коммуникации между историками и регионоведами, с одной стороны, и социальными теоретиками – с другой, всегда существует. В той степени, в какой он существует (а до определенной степени он существует всегда), он только умножает количество якобы общих теорий революции (или о революции), которые реально не проясняют исторически произошедшие революции, и увеличивает количество специальных исследований конкретных кейсов, в которых неосознанно используются более общие принципы анализа и объяснения. Однако, чтобы преодолеть этот разрыв, недостаточно презрительно отзываться о нем с позиции над схваткой. Единственно эффективным противоядием скорее является реальная разработка таких объяснений революций, которые проливают свет на действительно общие паттерны причин и следствий, при этом не игнорируя и не абстрагируясь тотально от тех аспектов, которые специфичны для каждой из революций и ее контекста.

      К счастью, существует метод, способный помочь в разработке таких объяснений революций, которые будут одновременно обобщать различные случаи и оставаться исторически чувствительными. Социальные революции как таковые можно рассматривать как теоретический объект; требование формулировать объяснительные гипотезы только относительно категорий, представленных в большом количестве примеров, не является неизбежным. Теоретикам нет нужды ограничиваться исключительно применением общих концептов к отдельным случаям. Чтобы делать обобщения относительно социальных революций, чтобы разрабатывать объяснения относительно их причин и результатов, можно применять сравнительно-исторический анализ, единицами для которого станут отобранные интервалы национальных исторических траекторий. «Сравнительно-историческими» обычно довольно свободно называют исследования, в которых сопоставляются две или более исторические траектории национальных государств, комплексов институтов или цивилизаций. В этом очень широком смысле данный термин может обозначать исследования, проводимые в очень разных целях. Некоторые сравнительно-исторические исследования, такие как «Бунташный век, 1830–1930» Чарльза, Луизы и Ричарда Тилли, стремятся продемонстрировать, что некоторая общая социологическая модель применима к различным национальным контекстам[91]. Другие исследования, такие как «Государственное строительство и гражданство» Рейнхарда Бендикса и «Родословные абсолютистского государства» Перри Андерсона, используют сравнения преимущественно для того, чтобы выявить контрасты среди наций или цивилизаций, взятых как некое синтетическое целое[92]. Но есть и третья версия сравнительно-исторических исследований (которую я именую методом сравнительно-исторического анализа), основной целью которых является разработка, проверка и совершенствование причинно-следственных, объяснительных гипотез относительно событий или структур, являющихся неотъемлемым элементом таких макроединиц,

90

Этот аргумент получил развитие в: E. H. Carr, What is History? (New York: Vintage Books, 1961).

91

Charles Tilly, Louise Tilly, and Richard Tilly, The Rebellious Century 1830–1930 (Cambridge: Harvard University Press, 1975).

92

Reinhard Bendix, Nation-Building and Citizenship (New York: Wiley, 1964). См. ссылку на Андерсона в сноске 71. Хотя теоретический подход Бендикса – веберианский, а Андерсона – марксистский, эти авторы используют схожие типы сравнительного анализа.