Лучшее, что есть во мне. Татьяна Демьянова

раз спасибо за помощь.

      – Я обязательно вам позвоню. Был бы я лет на двадцать помоложе, не расстался бы так легко. Ну что ж, езжайте.

      – До свидания!

      Он до последнего смотрел мне вслед – боковое зеркало машины отражало его любопытный взгляд.

      Мы грелись в животе сотканными. Были нити, которые разрывались, когда мы пролезали на свет. Они навсегда оставили в нас дыры, которые было не заделать. На свету в объятиях Тины я представляла, каково нам было вместе до рождения. Мы воссоздавали тот мир, мир утробы, для нас двоих, собирали кокон по прутику, не впуская посторонних.

      Прийти в мир вдвоем – можно ли просить о большем? Не чувствовать одиночества, жить в собственной Вселенной. Быть единым целым. Смотреть на одиночек с сочувствием, на тех, которым нужно искать, на тех, кто рожден с пустотой внутри, которую нужно заполнить. Мы не знали поиска, мы пребывали, качались на волнах счастья. В нашем мире были собственные жесты, движения, язык, недоступные для окружающих. Хотя условные знаки были избыточными, мы понимали друг друга без них.

      «Я» родилось, когда мне было семнадцать. За руку меня держал папа, не отпускал в течение похорон, когда же все-таки отпустил, чтобы кинуть землю на крышку гроба, появилось это ненавистное «я». Реальность стукнула осознанием: «я» стою на кладбище. Среди других людей. И больше нет «мы». Это новое «я» упало в обморок и пришло в себя в машине, когда вокруг толпились ненужные люди. Это «я» нуждалось в «мы».

      Мы любили вместе принимать ванну. Сестра сгибала локоть и приникала к нему носом: «Посмотри, как пахнет!». Я подносила свою руку, и мы понимали, что пахнут они одинаково. Ванна наполнялась ароматами лаванды, ванили, грейпфрута – Тина любила экспериментировать с косметическими средствами – мы опускались в воду, наполненную пеной, и переставали различать, где чья часть тела, вновь становились одним. Мы лежали в ванне, пока она не становилась холодной, а после, дрожащие, растирали друг друга полотенцем. В халатах, лежа на диване, стукались ногами, соединяли ступни, ходили друг по другу лесенкой, ощущая другое тело как часть своего. Я могла остановить кровь Тины, прислонившись к ране губами, как к своей. Я могла говорить словами Тины, рассказывая историю вместо нее. Вот только дышать за нее я не смогла.

      Мне приснился такой сон.

      Сила, которой нет названия, несет меня сквозь пространство. Без препятствий, без сопротивления. Мимо лимонных звезд, мимо монахов и чертей, плавающих в небытии, несет неведомо куда под сладчайшую музыку, которая не стихает еще некоторое время по пробуждении.

      Заснула я поздно, так как общалась с новым знакомым.

      – Так о чем же ты думаешь на кладбище?

      – О Боге, о дьяволе, о человеке.

      – Ты – верующий?

      – Скорее, знающий.

      – И что ты знаешь?

      – Что Бог и дьявол есть одно, а человек мечется между ними, словно обезьяна, когда выбора на самом деле-то и нет.

      – Откуда же ты это узнал?

      – Из жизни.

      Слава