Песня моей души. Елена Юрьевна Свительская

А оружие для самообороны пригодится. В общем, он остался в нашем доме.

      Мы какое-то время молчали, не глядя друг на друга. Но из объятий брат меня не выпускал – и это вселяло надежду, что он всё-таки считает меня своей семьёй. Хотя и дочерью врага.

      – А… – замолкла, правда, позже всё-таки уточнила: – А почему ты его не выдал?

      – Да я хотел! – Роман смял подвернувшийся под руку земляничный лист, ещё в пальцах перетёр, размазывая кашей, – Но сначала боялся привлекать внимание к нашему дому. Не хотел, чтоб мать забили за шашни с ворогом. Да и… там пара соседей пропали. Их тел не нашли. И другие молчали. И я молчал. Я надеялся, что он наиграется с моей матерью и уйдёт. Но… он остался.

      – А… мама?

      Задумчивый взгляд на меня.

      – Наверное, он ей понравился. Он её не бил никогда. Вежливый. Помогал охотно. Да и… отца давно уже не было. И меня он не бил. Ни разу… – он разжал пальцы, выбрасывая раздавленный лист, – Хотя однажды, когда матери не было дома, я пытался подойти со спины и зарезать его.

      – И… и он тебя избил?

      – Нет… – молодой мужчина вздохнул, устало иль сердито, – Говорю же, он меня не бил. Он только выкрутил мою руку, так, что я не мог до него дотянуться, и проворчал: «Настоящий воин никогда не бьёт врага в спину. Ты, что ли, трус? Боишься, что в честном бою тебе меня не одолеть?». Я ненавидел его… но в тот миг мне стало стыдно. Он ещё добавил спустя какое-то время: «Твоя мать говорила, что твой отец был достойным воином. Тебе не стыдно быть таким сыном?». Он мог убить меня в любой день и час. Я полагаю, что те пропавшие – его рук дело. Он мог меня избить, сказать, что это я виноват, дерзил или допустил оплошность. Но он никогда этого не делал. И… и мне было стыдно проиграть ему. Мне было стыдно бить его из-за спины. Тут ещё мать вошла. Побелела, выронила корзину с покупками. Те по полу рассыпались. Яблоко подкатилось к его ноге. Мать упала на колени, заплакала, просила не трогать меня. Он отпустил и оттолкнул меня, подхватил её, обнял. Сказал, мол, я просто учу сражаться твоего сына, не пугайся. Он о том дне мне ничего потом не сказал.

      Роман долго молчал, потом продолжил:

      – Может быть, он не был обычным воином. Он ещё хорошо делал разные вещи из дерева. Очень хорошо. Может, он просто был ремесленником. Может, он поэтому меня пощадил. Или чтобы не огорчать мою мать. Кажется, она ему по душе пришлась. Не знаю, ждал ли его кто-то там. Потом родилась ты. К тебе они оба относились с нежностью, про меня как будто забыли. Я мечтал немного подрасти и навсегда уйти из места, которое перестало быть моим домом. Опасности и лишения не пугали меня. А потом болезнь, которой они оба заболели, разрушила все мои планы. Несколько жутких недель. И на свете остались только я и ты. Тебе было около двух лет, – он легонько дёрнул меня за косу, – Но моё отношение к тебе тогда уже было совсем иным. Я по-своему любил тебя.

      Ты… любил дочь врага? Неужели такое возможно?!

      – Как-то раз мама собралась на рынок и велела мне проследить за тобой. А он тоже по каким-то делам ушёл, чуть раньше. Ты, такая крохотная и беспомощная, доверчиво