Кукурузный человек. Анатолий – Кавана

все тривиально видоизменилось, в схематическое отражение происходящих в Городе современных тенденций; рукой изуродованной смерти, ломающей все прекрасное, беспощадно утилизируя, созданный в память о погибших товарищах, кем-то ранним – «благородный мир»;

      Кофейня – изнутри, была выстелена стеклянными панелями под вишневое дерево; на больших кукурузных окнах, благодушно растянулись, в галлюцинациях дня – шелковые занавески с изображением крестьянской свадьбы в Нормандии; чуть вдалеке, едва касаясь телом своего пренебрежения, где-то посередине, расположился игорный зал, укрытый бархатным светом запрещенных иллюзий: столы – рулетки, несколько классических автоматов «однорукий бандит», стол для игры в баккару – лениво расположились под тайным сиянием матовых плафонов подвешенных к потолку; в дальнем конце, лицензированного брильянтовым блеском благополучия, находилась стойка бара с несколькими пустующими табуретками; кроме бармена, пугающе похожего на Аль Капоне, облаченного в белый жилет в цветочек и длинный серый сюртук, с шелковым цилиндром на голове, который, жадно откусывал леденцовую голову красной лакричной карамели, в баре больше никого не было. В сухом и концентрированном пеленой сгущенного молока – пространстве, чуть слышно, парила легкая и незатейливая музыка панк группы из Лондона «Распутники»… Сказать о том, что этот материальный и весьма условный в своем классическом начинании – привокзальный ресторан, забытый временем, был непохожим на своих привычных европейскому сознанию братьев, ровным счетом не сказать ничего – это была космическая плоть, дышащего парами ядовитой цивилизации коррупционных людоедов, пространственная материя умиротворенного космоса – округлая, этнически религиозная комната, прошитая миллионами наркотических, следящих за нами – глаз; по безликим сахарным стенам, тонкой линией миросозерцания, неровно и немного небрежно, были развешаны большие неоновые картины с грязным изображением: Клинта Иствуда, Мэрилин Монро, Боба Марли, Игги Попа, Квентина Тарантино, Линды Козловски, Гаса Ван Сента, Марион Котийяр и Джи Джи Аллина; на вулканической овальной сцене, под огромной змеевидной люминесцентной лампой, больнично-белого цвета, сидя на высоком табурете кофейной раскраски, с прочной опорой для ног, сидел, вовлеченный в хрустальную магию музыкальной эстетики, одинокий художник, играя идеальное в своем историческом звучании соло на бас-гитаре, знакомый с детства мотив песни Слепого Вилли Джонсона: «О, проблема скоро закончиться, печаль кончиться. О, проблема скоро закончиться, печаль закончиться»… он осторожно опустил голову вниз, его революционно модная борода, длинные черные волосы, квадратные очки-авиаторы от Гуччи, с оправой из золота, оливкового цвета военная рубашка без знаков отличия и кубинский берет – играли: разноцветным спектром, спасенной интуицией, индивидуальным ингредиентом божественной гениальности, процессом суицидальной адаптации: