Стирка в морской воде. Григорий Лерин

дядя Теймур, давай продадим твой пароход. Его другой человек с радостью купит, название даст, будет грузы возить. А ты зато, дядя Теймур, хорошие деньги получишь». Я опять заинтересовался: какое еще название, разве нет у парохода названия? «Любое название, – говорит этот Петрович, – какое хозяину в голову придет. И назовет он его „Горный орел“ или „Арарат“, например». Нэт, говорю я решительно, не будет мой пароход «Арарат» называться. Давай, Петрович, грузы возить.

      Вот так я, Виктор дорогой, судовладельцем стал. Но как-то еще сомневался. А потом Петрович на Мальту ездил, мне фотографию привез…

      Дядя Теймур полез во внутренний карман пиджака, достал фотографию, долго ее рассматривал и, наконец, вздохнув умиленно, протянул мне.

      Большое океанское судно стояло у причала, заваленного стальными конструкциями. Вразнобой торчали стрелы пяти кранов. Когда-то белая надстройка выглядела так, как будто на нее выплеснули огромный ушат помоев: сверху вниз тянулись грязно-рыжие потеки ржавчины. Борт тоже был заляпан разноцветными пятнами, только в самом носу, над якорем антрацитово блестел свежей краской небольшой участок, на котором сияли ровные белые буквы: «Dada Teimur». С кормы лениво свисало красное полотнище с рыцарским крестом.

      Я протянул фотографию обратно, на ходу придумывая, как бы поприличнее отозваться об этой груде ржавого железа, но тут меня осенило:

      – Дядя Теймур, так это и есть предмет вашей противоестественной любви?

      Он бережно взял фото, взглянул еще раз, его глаза блеснули.

      – Очень люблю, Виктор, да, дорогой. Никогда так коньяк не любил. Пока в машине еду, три раза фотографию рассматриваю.

      Я замотал головой и саркастически хмыкнул.

      Через три секунды дядя Теймур уже стоял у двери. Но я через эти же три секунды стоял у той же самой двери, придерживая ее ногой и хватая дорогого гостя за локоть.

      – Дядя Теймур, да я совсем не о том, успокойтесь, дорогой! Пароход у вас классный, мне очень понравился, честное слово…

      Дядя Теймур не верил, сопел и вырывался.

      – Расцветка такая современная, камуфляжная, – продолжал я заливаться соловьем, – в осеннем лесу рядом пройдешь, и не заметишь. Название со вкусом подобрано, это вам не Арарат какой-нибудь, гад буду, в смысле, клянусь бородой Аллаха.

      Он ослабил напор и подозрительно взглянул на меня глазами обиженного ребенка, которому возвращают только что отнятую шоколадку.

      – А смеялся зачем?

      Надо было жертвовать фигуру, и я пожертвовал.

      – Да из-за Чарика вашего.

      Дядя Теймур нерешительно повернулся к столу.

      – Почему из-за Чарика, скажи.

      – Ну, он позвонил, предупредил о вашем приходе. – Я решил сдавать Чарика с потрохами. – Сказал, что речь о любви пойдет, я только не понял, к человеку или, например, к животному, с каждым бывает, знаете ли, он как-то неясно выразился. А вы, оказывается, в пароход влюбились,