Улисс. Том I. Джеймс Джойс

сказал юноша, ухватившись снова за выступ. – Медицину побоку, решил в армию.

      – Да иди ты, – хмыкнул Бык Маллиган.

      – На той неделе уже в казарму. А ты знаешь ту рыженькую из Карлайла, Лили?

      – Знаю.

      – Прошлый вечер на пирсе с ним обжималась. У папаши денег до черта.

      – Может, она залетела?

      – Это ты Сеймура спроси.

      – Сеймур – кровопускающий офицер! – объявил Бык Маллиган.

      Кивнув самому себе, он стянул с ног брюки, выпрямился и изрек избитую истину:

      – Рыжие бабы блудливы, как козы.

      Встревоженно оборвав, принялся щупать свои бока под вздувшейся от ветра рубашкой.

      – У меня нет двенадцатого ребра, – возопил он. – Я Uebermensch[9]. Беззубый Клинк и я, мы сверхчеловеки.

      Он выпутался из рубашки и кинул ее к вороху остальной одежды.

      – Здесь залезаешь, Мэйлахи?

      – Ага. Дай-ка местечко на кровати.

      Юноша в воде оттолкнулся назад и в два сильных, ровных гребка выплыл на середину заливчика. Хейнс с сигаретой присел на камень.

      – А вы не будете? – спросил Бык Маллиган.

      – Попозже, – отвечал Хейнс. – После завтрака не сразу.

      Стивен повернулся идти.

      – Я ухожу, Маллиган, – сказал он.

      – А дай-ка тот ключ, Клинк, – сказал Бык Маллиган, – мою рубашку прижать.

      Стивен протянул ему ключ. Бык Маллиган положил его на ворох одежды.

      – И двухпенсовик на пинту. Кидай туда же.

      Стивен кинул два пенса на мягкий ворох. Одеваются, раздеваются. Бык Маллиган, выпрямившись, сложив перед грудью руки, торжественно произнес:

      – Крадущий у бедного дает взаймы Господу. Так говорил Заратустра.

      Жирное тело нырнуло в воду.

      – Еще увидимся, – сказал Хейнс, повернувшись к уходящему Стивену и улыбаясь необузданности ирландцев.

      Бычьих рогов, конских копыт и улыбки сакса.

      – В «Корабле»! – крикнул Бык Маллиган. – В полпервого.

      – Ладно, – ответил Стивен.

      Он шел по тропинке, что вилась вверх.

      Liliata rutilantium.

      Turma circumdet.

      lubilantium te virginum.

      Седой нимб священника за скалой, куда тот скромно удалился для одевания. Сегодня я не буду здесь ночевать. Домой идти тоже не могу.

      Зов, протяжный и мелодичный, донесся до него с моря. На повороте тропинки он помахал рукой. Голос донесся снова. Лоснящаяся темная голова, тюленья, далеко от берега, круглая.

      Захватчик.

      Эпизод 2

      – Кокрейн, ты скажи. Какой город послал за ним?

      – Тарент, сэр.

      – Правильно. А потом?

      – Потом было сражение, сэр.

      – Правильно. А где?

      Мальчуган с пустым выражением уставился в пустоту окна.

      Басни дочерей памяти. Но ведь чем-то и не похоже на басни памяти. Тогда – фраза, сказанная в сердцах, шум Блейковых крыл избытка. Слышу, как рушатся пространства, обращаются в осколки стекло и камень, и время охвачено сине-багровым пламенем конца. Что же нам

9

Сверхчеловек (нем.).