Свои-чужие. Энн Пэтчетт

сказал пастор, собирая себя со стула, – вот и мне пора. Через полчаса у нас в церкви будут угощать спагетти. Всех приглашаю.

      Они попрощались, и отец Джо Майк в окружении свиты прихожан прошествовал к воротам, как святой Патрик Даунийский. Паства махала Фиксу на прощание и желала доброго вечера. Был еще не вечер, но и уже не день. Вечеринка затянулись.

      Казинс выждал еще минутку в надежде, что Беверли, верная своему слову, придет за ребенком, но она все не приходила, а вот ему давным-давно пора было уходить.

      – Я так и не знаю, как ее зовут, – сказал он.

      – Франсис.

      – Правда? – Казинс снова взглянул на миловидную малютку. – Вы дали ей свое имя?

      Фикс кивнул:

      – Сколько носов было разбито из-за него в детстве. Каждый пацан в округе считал своим долгом сообщить мне, что у меня девчачье имя. Ну вот я и решил назвать дочку Франсис.

      – А если бы мальчик родился?

      – Мальчика я бы назвал Фрэнсисом, – сказал Фикс, и Казинс снова почувствовал себя идиотом. – Первую нашу мы назвали в честь дочки Кеннеди. Я думал, ну и ладно… Подождем, думал, но вот… – Фикс замолчал и взглянул на ребенка. Между рождением первой и второй дочери у Беверли случился выкидыш на позднем сроке. Ваше счастье, говорил им потом доктор, что смогла вторую выносить, но не рассказывать же об этом заместителю окружного прокурора. – Так оно и вышло.

      – Славное имя, – сказал Казинс, хотя на самом деле подумал: повезло малышке, что не родилась мальчиком.

      – А у вас как? – спросил Фикс. – Дома небось Альберт-младший?

      – Сына зовут Кэлвин. Кэл. И ни одну из дочек Альбертой не назвали.

      – Вы сказали – еще одного ждете?

      – В декабре, – ответил Казинс, и ему вспомнилось, как перед рождением Кэла они с Терезой, лежа в темной спальне, перебирали имена. Одно забраковали, потому что так звали мальчика, с которым Тереза училась в начальной школе: рубашка у него вечно была в пятнах, он грыз ногти и был всеобщим посмешищем. Другое не понравилось Казинсу – напомнило одного неприятного паренька из детства, хулигана. Но потом добрались до Кэла, и обоим понравилось. Примерно так же выбирали они имя для Холли. Кажется, потратили меньше времени и, кажется, не обсуждали это в постели, когда ее голова лежала на его плече, а его рука – у нее на животе, но придумали вместе. И не в чью-то честь или в память, а просто дали девочке это имя, потому что решили: оно красивое. А Джанетт? Он не помнил, чтобы они вообще обсуждали, как ее назвать. Он опоздал тогда в клинику – единственный раз – и, если память ему не изменяла, как только вошел в палату, Тереза сказала: «Это Джанетт». Но если бы Казинса спросили, он сказал бы, что хочет Дафну. Теперь надо обсудить, как назвать следующего. По крайней мере будет о чем поговорить.

      – Назовите Альбертом, – сказал Фикс.

      – Это если мальчик.

      – Мальчик и будет. Обязательно.

      Казинс взглянул, как спит Франсис на руках у отца, и подумал, что ничего страшного, если родится еще одна девочка. Но если все-таки окажется мальчик, можно будет