Вестник. Повесть о Данииле Андрееве. Виктор Николаевич Кустов

тётя Надя. Она была актрисой и давала уроки Шурочке, мечтающей о театре. Но совсем не походила на других актрис, которых Даня видел, больше на монахиню. Она была глубоко верующей и сосредоточенной на чём-то неведомом ему. И очень интересно рассказывала о православии.

      А его крёстный, записанный в церковной книге некогда как «города Нижнего цеховой малярного цеха Алексей Максимович Пешков», был, как и Бунин, писателем, но Даня уже знал, что на его крестинах тот не был, потому что находился за границей, но письменно уведомил о своём желании «быть крёстным отцом сына Леонида Николаевича Андреева – Данила» и за него был брат мамы дядя Павел, а крёстной мамой – мама Лиля.

      Ему было уже одиннадцать лет, и он уже давно знал, что его любимую Бусеньку, заразившуюся от него, похоронили, прежде чем он окончательно выздоровел. Что его отец, известный писатель, наконец-то справился со своей «запойной» болезнью, так огорчавшей родных и близких, и совсем перестал выпивать. Он стал необычайно энергичен, охотно принимал участие в политических дискуссиях и вспоминал мятежное время, когда они с его крёстным добивались столь нужных прогрессивному обществу свобод, и которое Даня не мог помнить, потому что он тогда только собирался родиться. И выходило, что свобод ещё было недостаточно и нужно было снова совершать революцию.

      Наступил тысяча девятьсот семнадцатый год от Рождества Христова, споры и шумные разговоры уже вышли из квартир на улицы. И Даня ощущал беспокойство и ожидание чего-то страшного, но неизбежного впереди, которые охватили не только Добровых и их знакомых, но, кажется, разлились по улицам.

      Впитывая этот, пока непонятный ему ветер перемен, январским днём он записал в свою заветную тетрадь, которая уже постепенно заполнялась собственными сочинениями:

      Буду Богу я молиться,

      Людям помогать,

      А чудесная Жар-птица

      Мне тоску свивать.

      Январь сменился февралём, царь отрёкся от престола, все громко стали говорить о свершившейся революции.

      Дядя Филипп убеждал всех, что произошедшее к лучшему, потому что перемены давно уже назрели и следует соответствовать цивилизованному миру, в котором сегодня всё более привлекает демократическая форма правления.

      Отец тоже не скрывал своей радости, отметив эту дату в своём дневнике: «27(т.е.28) Февраля 1917 г., 4 часа ночи, нынче – 27 февраля 1917 г. Один из величайших и радостных дней для России. Какой день!».

      Он не мог и не хотел скрывать своей причастности к свершившемуся: ещё до рождения Даниила в феврале 1905 года на квартире Андреева состоялось заседание ЦК РСДРП, за что Леонид Николаевич был арестован вместе с девятью членами ЦК партии и посажен в Таганскую тюрьму. И с того времени был под неусыпным вниманием жандармов. Тогда они и стали очень близки и дружны с Алексеем Пешковым.

      Но этой убеждённости в долгожданных благих переменах хватило ненадолго. Теперь всё менялось настолько стремительно, что не успели обсудить Керенского, как уже более интересными стали Ленин и Троцкий.

      Потом