Секретарь. Андрей Кокоулин

наконец выговорил Лёшка.

      – Бывает, – легкомысленно заметил Мёленбек, усаживаясь обратно. – Мало ли что случается в мире? Хотя, соглашусь, не всё является таким, каким кажется. Даже простенькая костяная фигурка может быть совсем не простой.

      Лёшка мотнул головой.

      – Так я что, ясновидящий?

      – Алексей, давай поедим, – сморщившись, попросил Мёленбек. – В своё время ты всё поймёшь. Есть процессы, которые, как ты их не торопи, совершаются медленно и не могут ускориться по одному твоему желанию. Так и с осознанием чего-то не совсем обычного…

      Он вздохнул и вгрызся в картофелину.

      Лёшка поискал глазами помощи у Штессана.

      – Это Солье, – пожал плечами тот и тоже предпочёл заняться завтраком.

      Что ж, Лёшка вооружился огурцом. Странно день начинается.

      Ели в молчании. Мёленбек дотянулся до графина и разлил красное по демократическим картонным стаканчикам. Пояснил коротко:

      – Сок.

      Лёшка выпил.

      Сок оказался вишнёво-яблочным, тёплым, и с огурцом как-то совсем не пошёл.

      – Извини, что без разносолов, – сказал, дожевав картофелину, Мёленбек. – Но пока так.

      Штессан разломал хлеб.

      – Это ничего, – хмыкнул он, отщипывая крохотные кусочки мякиша. – Это ещё не Форвахт. И далеко не Гизенхут. В Гизенхуте даже подстреленная ворона была за лакомство.

      – Это где? – спросил Лёшка.

      Штессан с Мёленбеком переглянулись.

      – Там, – сказал, помрачнев, Штессан.

      По тону его Лёшка понял, что дальше лучше не выяснять. Наверное, «там» – это в Германии, решил он. Названия звучные. Рублено-немецкие. Хальт! Форвахт! Правда, про голод в Германии он что-то не слышал. Может, во время наводнения? Или схода лавины? А их долго не откапывали…

      – Алексей, – придвинулся Мёленбек, – я бы хотел, чтобы ты запомнил одно условие работы моим секретарём. Ты знаешь его?

      – Не задавать лишних вопросов?

      – Нет. Об этом мы с тобой говорили вчера.

      – Хранить секреты?

      – Именно. Всё, что происходит здесь, ни с кем вне этого дома не обсуждается. Кто бы что у тебя не спрашивал. Даже если…

      Мёленбек замолчал, и Лёшка по тяжелому взгляду черных глаз понял окончание фразы. «Даже если будут пытать», – хотел сказать Мёленбек. «Или убивать».

      Лёшка сглотнул.

      – А если я не выдержу?

      – Возможно, ничего и не случится, – откинулся на спинку стула Мёленбек. – Здесь тихо. Но ты помни.

      Перстень на вытянутом пальце предостерегающе блеснул.

      Лёшка кивнул, судорожно цапнул стаканчик с остатками сока.

      – А зарплата? – спросил он.

      – Пятьсот рублей. В день. Это не много, – сказал Мёленбек. – Но жильё и питание бесплатно. Кроме того, Штессан и я берёмся тебя кое-чему обучить. Поверь, этот опыт стоит гораздо больших денег. Воскресенье – выходной.

      Пятнадцать тысяч, подумал Лёшка.

      В месяц. И за них могут убить. Подступят как-нибудь в темноте: знаешь такого-то? И никто не спасёт.

      Он