Рико, Оскар и тени темнее тёмного. Андреас Штайнхёфель

Кто куда налетает?

      – У нее тоже бывает такой налет.

      – Клубника ведь ярко-красная.

      – Только когда уже поспела.

      – Но до того она ведь зеленая. Что это за налет?

      – Просто так говорят.

      Мама не любит, когда я пристаю с расспросами, а я не люблю, когда она говорит так, что я ее не понимаю. У некоторых вещей совершенно дурацкие названия – тут уж хочешь не хочешь, а спросишь, почему они называются так, как называются. Мне, например, совершенно непонятно, почему клубнику называют клубникой, хотя никаких клубней у нее нет.

      Мама отодвинула от себя пустую тарелку.

      – У нас не хватает кое-чего на выходные. Я и сама бы купила, но…

      – Я схожу.

      – Ты мой золотой.

      Она улыбнулась и облегченно вздохнула, встала и принялась торопливо шарить в карманах брюк.

      – Я написала список, подожди-ка…

      Мама носит брюки такие узкие, что я иногда боюсь, что когда-нибудь ее придется из них вырезать. И удивляюсь, как это ей удается столько всего запихивать в карманы. Она выиграла в бинго по меньшей мере десяток сумочек, но никогда ими не пользуется. Даже не хранит, а тут же выставляет на аукцион «И-бэй».

      – Тут не много, – мама наконец-то протянула мне смятую бумажку. – Деньги в ящике тумбочки. Самое главное – это зубная паста. Масло я не записала, но оно тоже кончилось. Запомнишь или лучше записать?

      Я наколол первую рыбную палочку на вилку и торжественно окунул ее в кровавую кашу.

      – Запомню, – сказал я.

      Наверно.

      Все еще суббота

      Оскар

      Поход за покупками прошел отлично. Зубная паста, масло, соленые палочки, всякое разное для салата и йогурт. Я протянул деньги кассирше, а она отсчитала сдачу и сказала, чтобы я передавал большой привет маме. Вид у нее при этом был такой, будто на самом деле она желает маме мучительной смерти. После того как мы переехали на Диффе, мама с ней поговорила: любезно объяснила, что я не умею считать и что однажды она уже сломала обе руки тому, кто вздумал меня обманывать.