Рико, Оскар и тени темнее тёмного. Андреас Штайнхёфель

сказала она. – Что, я разве похожа на такого человека?

      – А ты смогла бы их собрать?

      – Для тебя? Даже если мне придется для этого кого-нибудь убить, солнышко.

      Раздался треск, и толстая глыба льда приземлилась на кухонный пол. Мама подняла ее, фыркнула и бросила в раковину.

      – Морозилку нужно срочно разморозить.

      – Ростом я не такой маленький, как другие дети, которых он уже похищал. И я старше.

      – Да, знаю.

      Мама надорвала упаковку палочек.

      – Все-таки надо было в последнее время тебя каждый день отводить в школу и забирать оттуда.

      Мама работает до самого утра. Возвращаясь домой, она приносит мне булочку, целует меня перед тем, как я отчаливаю в Центр, а потом укладывается спать. Встает она чаще всего только после обеда, когда я уже давно дома. С отведением меня в школу и забиранием оттуда ничего бы не вышло.

      Мама на секунду замерла и сморщила нос.

      – Рико, я безответственная мать?

      – Да ты что!

      Несколько мгновений она задумчиво смотрела на меня, а потом вытряхнула замороженные рыбные палочки из коробки на сковородку.

      Масло было до того горячим, что брызнуло во все стороны. Мама отпрыгнула от плиты.

      – Вот гадость какая! Теперь от меня будет этим вонять!

      Мама все равно бы пошла в душ перед тем, как отправиться вечером в клуб. После рыбных палочек она всегда принимает душ. Самые дорогие духи в мире, сказала она однажды, не такие прилипчивые, как запах рыбных палочек. Пока эти самые палочки шкворчали на сковороде, я рассказывал маме про находку-макаронину и как Фитцке ее истребил, и поэтому я теперь не смогу выяснить, чья она была.

      – Старый пердун, – пробормотала мама.

      Она терпеть не может Фитцке. Несколько лет назад, когда мы переехали в этот дом на Диффе, мама таскала меня по всему дому, чтобы представить соседям. Рука, которой она меня держала, была совершенно мокрой от пота. Мама – человек мужественный, но не хладнокровный. Она боялась, что никто не захочет иметь с нами дела, когда выяснится, что она не «приличная дама», а я немного не в себе. Фитцке открыл дверь на мамин стук, представ перед нами в пижаме. В противоположность маме, которая никогда не выдает своих эмоций, я ухмыльнулся. Это была явная ошибка. Мама начала говорить что-то вроде:

      – Добрый день, я здесь новенькая, а это мой сын Рико. У него не все в порядке с головой, но его вины в этом нет. Так что, если он что-то натворит…

      Фитцке прищурил глаза и скривил лицо, будто ощутил во рту неприятный вкус. Потом, ни слова не говоря, захлопнул дверь у нас перед носом. С тех пор он называет меня «дурья башка».

      – Он говорил тебе «дурья башка»? – спросила мама.

      – Не-е.

      Что толку, если она расстроится?

      – Старый пердун, – снова сказала она.

      Она не спросила, почему мне непременно нужно знать, кому принадлежала макаронина. Мама восприняла это как одну из идей Рико, да так оно и было. Никакого