Антанта, Вера и Любовь. Михаил Азариянц

Мы крадемся к забору грузового порта. Там пришвартованы английские военные корабли. Другие стоят на рейде. Едва успели наклеить плакат на стене у входа на КПП, как послышался шум: подвыпившая компания иностранных матросов возвращалась с гулянья. Один из них заметил на синем заборе светлое пятно. Это был наш плакат. Он навел луч фонаря «летучая мышь» на забор, что-то сказал, обращаясь к компании (издалека не было слышно) Потом все загалдели, сняли плакат и исчезли в проходной.

      – Все, ребята, – обратился я к Серому и Муське, – дело сделано.

      – Пошли на пирс, там сейчас тихо и таинственно, – предложила Муська.

      – Хочешь контрабандистов увидеть, – усмехнулся Серый, – думаешь они специально для нас операцию разработали.

      – Ладно тебе, Ушастик, обиделась Муська, – так все интересно!

      – Ладно пошли, только тихо.

      Мы очень хорошо ориентировались, в своем городе пацанами не раз ходили на ночные купанья. Это сейчас, когда оккупанты были в Батуми, мы по ночам не гуляли. Приказом губернатора был назначен комендантский час, и один из пунктов его гласил:

      «За нарушение комендантского часа расстрел! «Это, конечно было серьезно, но не на столько, чтобы мы не нарушали его почти ежедневно. Мы хорошо знали каждую улочку, каждый переулок, поэтому никакому патрулю нас не обнаружить, а тем более не поймать.

      В основном они крутились возле своих объектов, и мы старались ночью к ним не подходить, да и час этот ввели не для мирного населения Батуми, а для османских террористов. Сегодня правда мы рисковали, но…

      На обратном пути Муська и Серый ушли далеко вперед, а я вышел к ночному морю. Дул прохладный ветер, наполненный запахом нефти. Английские танкеры вывозили батумскую нефть через Босфор в страну Туманного Альбиона. И когда они стояли на рейде, то ветер приносил этот вонючий запах, в город. А вот осенью и зимой здесь всегда стоял апельсиновый аромат. Сухогрузы в открытые трюмы грузили сотни тонн цитрусовых плодов, купленных за копейки. Но сегодня этот неожиданный для меня запах нефти прогнал меня с пирса. Я вспомнил, что здесь, недалеко, на окраине Батуми жила Вера. Я был однажды в ее усадьбе, она при встрече всегда звала меня в гости, но я стеснялся, хотя кажется очень хотел видеть ее. Жила она одна. У мамы был свой дом и бросать его она боялась.

      Что-то невольно потянуло меня к ее забору, когда я проходил мимо. Было поздно. Ночь в разгаре, но в одном окне ее дома был виден тусклый свет.

      – Не спит, – подумал я, а может и спит, а это догорает свеча или лампадка. Перемахнуть через высокий забор – пару пустяков для меня, и я не раздумывая вдруг оказался у чуть освещенного окна. Край его был едва выше моих глаз. Я снял картуз, спешно спрятал его в карман и взявшись за подоконник, приподнялся на цыпочках. Вера сидела у самого окна и не то почувствовала, не то заметила меня. Она насторожилась и стала прислушиваться. Форточка была открыта, и звуки сада могли быть слышны ей. Трудно было пересилить желание. Я и хотел, и боялся обнаружить себя. Но видно было, что она уже встревожена.

      – Вера, –