Ратоборцы. Алексей Югов

он показал на выдвигавшиеся из-за леса мадьярские конные заступы.

      Ольгович глянул.

      Великим, неисчислимым множеством, покуда только досягал взгляд, стояли венгры, будто боры сосновые большие…

      – Да! – сказал Ростислав. – Лучше было Данилу не перейти Сана!

      Барон ему не ответил. Наклоняясь то вправо, то влево, он всматривался вперед.

      А там уже сшиблись. От треска и лома копейного стал будто гром. И падали мертвые, как снопы…

      Бились уже всем полным боем. Не до стрел уже было, не до арбалетов. Свечою дыбились, криком страшным кричали кони, и кусались, и рвали друг друга зубами. Русские секиры, копья, мечи, палицы, булдыги и двузубые топоры сшиблись тут с ятаганами, и турецкими саблями, и латынскими алебардами, и с чудовищной булавою, утыканной трехгранными стальными шипами, – немцы нарицают ее «утренняя звезда» – «моргенштерн».

      Крепко ударили поляки и венгры на правое крыло Василька.

      – Элере!.. Батран!.. Элере!.. Вперед!.. Не робей!.. Вперед!.. – ревели венгры.

      – Бей!.. Вперед!.. За отечество!.. – кричали русские и разили всей пятерицею.

      – Бий!.. Напшуд!.. – восклицали поляки, и яростно ломили, и напирали, и уже торжествовали победу. – Звыценство… Погром (победа)! – радостно вопили они.

      Но бросился в самую гущу колебнувшихся волынцев сам Васильке на кауром статном коне, и сызнова устроил войско, и скрепил.

      Низвергнутые на землю, низринутые под копыта коней, стонали раненные тяжко и умиравшие.

      Не хотел польский воевода отдать победу! Сам впереди своих кинулся на волынян, и устремились за ним поляки.

      – Погоним большие бороды! – по-русски грозились они.

      – Лжете! – в полный голос отринул им Васильке. И поткнул золотою шпорою каурого жеребца своего, и «потече на них со своей Волынью».

      И не стерпели те и побежали.

      – Громадяне, – кричала пехота, – не отставай! За князем!..

      – Боже, до пумощь! Окронжаен нас! – слышались крики польских ратников.

      И теперь уже русские вопили им вслед – разное – с ревом и гоготом.

      Тщетно пытался остановить своих воевода Болеслава.

      – Настенпуйце!.. – кричал до хрипоты и рвал длинные седые усы. – Рыцежи!.. До битвы!.. Отважне!.. Смяло!..

      – Пузьно!.. – отчаявшись, отвечали ему воины. – Венгжы уцекаен!..

      И впрямь! Уж колебнулось, дрогнуло и покатилось вспять многоязычное мадьярское полчище.

      Толпами угоняли русские всадники пленных, словно конные овчары каждый свою отару. С накинутыми на шею арканами, будто железные истуканы, не сгибая ног, ступали немецкие рыцари: мешал идти панцирь. Но он же и сохранил им жизнь. Когда, низринутые на землю, иные ударом копья, а иные крючьями, наподобие багров, что были у многих русских конников, простертые и беспомощные, лежали рыцари, не в силах сами подняться, – ибо где ж тут было пажам и оруженосцам? – не турнир! – то немало тогда прогрохотало копыт и по голове и по тулову рыцарей, а уцелели! Однако изрядно у многих помят был и вдавлен панцирь.

      Лучшие