Ратоборцы. Алексей Югов

княже! – испугавшись этого, закричали перемышляне. – Мы пеши бьемся!

      И Василько, несмотря на самую жару ратного спеха, расхохотался, откинувшись в седле. Русая, золотистая борода его сверкнула на солнце.

      – А коли так, – молвил князь, – то как хочете бейтеся – абы крепко!

      – Умереть пришли! – грянули перемышляне. – А кто не пойдет, дай его нам – мы его сами забьем!

      Даниил поставил их под начальство Дедивы.

      Яростный натиск трех конных сотен Андрея смял беспечно стоявшую сторожу поляков и опрокинул ее.

      – Войско!.. Войско!.. Рус!.. – прокатился многократный сплошной крик в польском лагере. – До зброи!

      И затрубили тронбы, забили бенбны! А тем временем на ослепительно сиявшем белизною речном песке и на просторах очищенного от врагов холмистого луга князь Данило и князь Василько устроили и дружину и войско – всадников, стрелков и пехоту.

      Реяли хоругви, звенели трубы.

      Даниил стоял на холме. Конь под ним – белый, аравийский – был диву подобен. Седло – золоченное сквозь огонь.

      Привставая на стременах, Даниил из-под руки всматривался в знойную даль, откуда неслось звяцанье и лязганье клинков, вопль битвы, пронзительное ржанье коней.

      Посылая дворского, зная разум его и храбрость, Даниил сказал только:

      – Я того ради пускаю тебя, да увидят граждане – близится спасенье их! Тебя ярославцы знают. А не зарвися токмо!

      Но далеко еще было спасенье. И сильно зарвался дворский, и обступили его.

      – Не дай бог, братья, выдать Андрея и добрых людей его! – звучным голосом крикнул князь и взмахнул рукой.

      И полуторатысячная конная громада колыхнулась и ринулась.

      Дивились немало на Западе новому князя Галицкого конному устроенью. Не скаковых, не игровых статей были кони под всадниками и не велики ростом, но крепки и рысисты были кони! А были все кони в личинах и в коярах кожаных, а люди в кожаных латах.

      Но блистали их шлемы и сверкало оружие.

      Конница шла, наращивая разгон. И когда прошла она тысячами копыт по рыхлой дерновине, по зеленому прибрежному лугу, выворачивая богатырскую ископыть, излетавшую со свистом стрелы, запущенной из баллисты, – когда прошла, то сразу стал черным луг, будто перепахали его.

      Ухала и стонала земля!

      Когда же вымчалась конница на горную хрящевину, грянула по кремню, по камню, то от искр, высекаемых подковами, зарево стлалось, точно летели всадники по раскаленной земле.

      – Добре идут! Дивно разворачиваются! А ведь были невежды ездить на конях! – радуясь и любуясь твореньем своим, произнес Данило Романович, обращаясь к стоявшим близ него воеводам и прочим мужам храборствующим.

      Между тем венгры строились в заступы. Прикрытые глубоким оврагом, поросшим кустами, они, устроив полки свои, двигались – один заступ за другим – на помощь к полякам.

      Да и польский воевода, отступивший было полком своим, теперь, подкрепленный Фильнием, приказал трубить наступленье.

      – Кирие элейсон! Христе