Чёрная смерть. Повесть из флорентийской жизни XV века. Ал. Алтаев

согнутые спины робких и усталых, он должен звенеть бубенчиками дурацкого колпака и глупо хохотать!

      Барукко смотрел упорным, пылающим взглядом на мраморные виллы, возвышавшиеся то тут, то там на фоне тёмных кипарисов, сжимал маленькие кулачки и злобно шептал:

      – Вон они… все… тираны и владыки Флоренции! Вон они – Медичи, Пацци, Строцци и Фалетти! Бедняки задыхаются в их кулаках! Что, если черви выползут из своих потёмок, прозреют и, наконец, увидят солнце и захотят жить на поверхности земли… Плохо тогда придётся тиранам!

      Барукко потрясал кулаками и грозил кому-то, и всё его дряблое тело колыхалось от злобного, хриплого хохота…

      II

      Черви выползают

      Вороной конь примчал наконец Лоренцо Альберти к холмистым лугам владений Фалетти, прилегающим к высоким стенам виллы. Эта вилла выросла недавно, по капризу хозяина. Сильвио Фалетти велел разрушить до основания старые стены замка своих предков, которые наводили на него тоску печальным видом. Говорили также, будто он уничтожил портрет матери, считавшейся во Флоренции святою. Его смущали глаза этой женщины, с кротким упрёком смотревшие с полотна. Теперь развалины замка были едва заметны, заросшие зелёной стеною плюща.

      Когда Лоренцо Альберти подъезжал к вилле, на её дворе уже столпилось множество лошадей и слуг в богатых ливреях. Соскочив с коня и бросив повод подскочившему доезжачему, Лоренцо невольно залюбовался великолепным палаццо[6] Фалетти. Он любовался им уже в сотый раз. Это было чудо искусства; это было воплощение величайшей гордости и самонадеянности человека. Стройные колонны непорочной белизны смелым полукругом высились на огромном дворе с тремя воротами. Он был вымощен плитами бледно-розового мрамора; посреди него виднелся затейливый мозаичный герб Фалетти. Взошедшая луна дрожащим светом скользила по белому мрамору, и брызги фонтана, бившего посреди двора из пасти извивающегося дельфина, блестели алмазной пылью, а белые мраморные боги в нишах дворца, казалось, оживали, и таинственная улыбка пробегала по их бесстрастным губам… У дверей стояли слуги с трёхсвечными шандалами; из окон лились звуки музыки и потоки света.

      – А вот и Лоренцо! – встретил художника оклик хозяина, – без тебя радость не в радость и веселье не в веселье! Садись скорее! Слуги, вина, фалернского, кипрского, какого только пожелает мессэре Лоренцо Альберти!

      Сильвио Фалетти протягивал Лоренцо обе руки, красивый, улыбающийся, полный сознания своей силы и молодости. Он любил Лоренцо. Ему нравился этот юноша, весёлый, талантливый, с искренним, добрым сердцем.

      – Милый взрослый ребёнок, – говорил он про художника.

      Лоренцо боготворил Фалетти. Это было наивное обожание художника, преклоняющегося перед прекрасным. Он и теперь, как очарованный, смотрел на высокую, статную фигуру Сильвио, затянутую в атлас цвета слоновой кости с великолепной бриллиантовой пряжкой на поясе, на его сильную голову, гордо закинутую назад, с насмешливо прищуренными голубыми глазами.

      На роскошно убранном столе блестели серебряные и

6

Палаццо – дворец. (Примеч. ред.)