Слуга. Николай Александрович Старинщиков

же сгнили в пазах!

      Потом грохнуло по крыше и покатилось. И снова прогрохотало в других местах – бойцы, вероятно, решили взбираться снаружи, и это гремели их кошки, брошенные снизу.

      Над головой, пыхтя, поднялся наверх один из них и пошел, хрустя железом. Остальные, как видно, приближались с других сторон, ворчали:

      – Давай – и всё тут.

      – Баран упрямый.

      – Они там все такие, в УВД… Вот я наступил, и след мой видно, а больше здесь никаких следов.

      – Точно…

      Выходит, спецназ. Отряд мобильный особого назначения… Вот так встреча… Омоновцы – было слышно – перелезли с крыши на колокольню.

      – Отдохнем, а потом спустимся. Нечего там делать.

      – Естественно…

      Запах дыма достигал ниши.

      – Нормальное преступление – и на тебе, войсковая операция. Что-то тут не то. Может, учения?

      Раздалась сирена. Командир внизу приказал строиться.

      – Никак не уймется…

      Бойцы, гремя ступенями, стали спускаться.

      – Смирно! Равнение на середину! Товарищ подполковник, в результате проведенной операции бежавший преступник не обнаружен… Нельма сбежала… У нее течка…

      – Поставьте пост наблюдения из двух человек. Остальных в лагерь…

      ***

      Михалыч торчал в щели, не зная, что предпринять, – было жарко и душно. Именно в таких условиях происходит мумизация трупа. Погибнув от голода, человек начинает сохнуть. Возникает мумия. Церковь могут снова отреставрировать и закрыть. В таком виде она простоит века. Потом ее всё же снесут… Либо она свалится в яр… При этом выпадет из укрытия легкая и страшная мумия. Здесь уже приходилось застревать подростком, но тогда спасла чрезмерная худоба.

      Он уперся стопами в пазы между бревен, дернулся кверху и сразу застрял: обувь скользила, а грудь упиралась в сруб. Если подниматься, то лишь на выдохе, когда объем груди уменьшается.

      Обшивка трещала. Михалыч божился, что в следующий раз, прежде чем совершить подобный поступок, обязательно просчитает все его варианты и учтет все последствия.

      Измочаленный, с забитыми пылью ноздрями и курткой в руке, под конец перевалил он через верхнее бревно.

      Омоновцы тут же забеспокоились:

      – Кто там?!

      – Да ладно тебе! Это здание от жары трещит!

      Именно! От нагрева! Кожемякин лежал на иссохших досках и приходил в себя. Дышалось легко. Тянуло ветерком. Слава богу. Только не надо в следующий раз совать голову куда попало – она у человека одна, она еще пригодится.

      Саднило спину. Он снял рубашку и осмотрел: обильной крови не видно – старинные гвозди лишь слегка спустили кожу. Такое бывает… И пройдет незаметно…

      Внизу вновь заговорили: произошла смена караула. Кожемякин лежал теперь на площадке для звонаря, под оконным проемом, прижавшись спиной к стене. Дерево было теплым, спокойным. Отсюда виднелись макушки леса на Бариновой горе.

      Смеркалось. Краснорожая луна вылезла на горизонте из сизых потемок и замерла, соображая, как видно. С утра здесь