Вракли-3. Записки «пятьюшестьвеника». Андрей Ставров

вкусами и редко бывало, чтобы мои ощущения совпадали с писательскими. Да и не только я, но и любой другой человек создаёт себе образ, присущий только ему, и нет смысла оспаривать этот образ. Любит моя жена Париж, ну и бог с ними обоими. Не люблю я этот город, так не надо на меня пальцем показывать…

      Я стоял на берегу Ляби-хауза, старинного водоёма в самом сердце города. Огромная, почти целиком засохшая шелковица над водой потрясала своей древностью. Рядом с ней словно стайка детишек расположились незнакомые деревья. Сквозь листву просвечивали какие-то строения непривычной формы, покрытые ярко-синими изразцами. В тени деревьев стояли странные помосты, на них сидели люди, как из сказки. Благообразные седобородые старики в халатах и тюбетейках, женщины в роскошных цветастых одеждах – то ли платьях, то ли сарафанах и таких же цветастых шароварчиках. Они сидели на этих помостах по турецки, сбросив обувь рядом. Перед каждым стояли эти странные чашечки, чайнички, подносы с какими-то сластями и толстыми блинами….. Пахло чем-то жаренным, пряным и необыкновенно вкусным, но абсолютно незнакомым. Сколько я стоял не помню, но, наконец, решился и подошёл к навесу. Пелена с глаз сползла, и я вспомнил всё: что помост – это топчан, а стоит он в чайхане, а это не блины, а знаменитые лепёшки и не чашки, а пиалки…

      Толстый, ну впрямь, как в книжке, чайханщик не спрашивая, тут же налил чайник, поставил на поднос вместе с пиалкой, бросил рядом небольшую кучку сладостей и бережно положил небольшую лепёшку.

      – Садитесь, уважаемый, вон там, – сказал он и показал на свободный топчан.

      – Сколько с меня? – я достал кошелёк с лёгким испугом в душе. Денег у меня было достаточно, но всё-таки… Чайханщик назвал смехотворную с моей точки зрения сумму, и я с облегчением устроился с подносом на своём топчане. С соседних же топчанов, особенно с тех, где сидели женщины, катила волна любопытства. Как пить из пиалок, я представлял смутно и исподтишка стал наблюдать за соседями. Вскоре я всё понял, как держать пиалу, как разливать и как «женить» чай, наливая немного в пиалку и из неё опять в чайничек. Лепёшка оказалась фантастически вкусной, сладости тоже, а чай… Странное дело – там, в Средней Азии, зелёный чай номер 95 (самый лучший!) был изумительным. Я пил его по несколько раз в день, по чайнику, а то и по два. Но, привозя этот же чай домой, с глубоким разочарованием ощущал лишь вкус перепревшего сена.

      Я сидел и наслаждался. Звучала странная для моего слуха музыка. Женский голос пел на незнакомом языке что-то непривычное, но мелодичное и завораживающее. Подошёл чайханщик. Присел на край топчана и стал спрашивать всё то же самое, что и те женщины в аэропорту и общежитии. Спрашивал он довольно громко, видимо, чтобы слышали соседи. Я понял и стал также громко отвечать. Я рассказывал о себе, о своём городе, о том, как и почему попал сюда. Я не говорил про книгу, а лишь упомянул о том, что мечтал всю жизнь увидеть своими глазами