Слушай песню ветра. Пинбол 1973 (сборник). Харуки Мураками

люди не любят рассказывать другим, что у них дома творится.

      – А ты – приличный человек?

      Она думала секунд пятнадцать.

      – Хотелось бы стать. Если серьезно. А кому не хотелось бы?

      – Нет, ты все-таки расскажи.

      – Зачем?

      – Во-первых, ты все равно должна об этом кому-нибудь рассказать, а во-вторых, я не проболтаюсь.

      Она улыбнулась, закурила и три раза выпустила дым, молча разглядывая древесные волокна на стойке.

      – Отец умер пять лет назад от опухоли в мозгу. Целых два года мучился, просто ужас. Мы на него все деньги истратили, начисто. Вдобавок вымотались до того, что семья развалилась. Хотя это обычное дело.

      Я кивнул.

      – А мать?

      – Живет где-то. На Новый год открытки присылает.

      – Не любишь ты ее, похоже?

      – Похоже…

      – А братья, сестры?

      – Одна сестра. Мы близнецы.

      – И где она?

      – За тридцать тысяч световых лет отсюда.

      Она нервно засмеялась и положила свой стакан на бок.

      – И чего это я про семью гадости говорю? Даже тоскливо становится.

      – Да ничего особенного. У каждого есть что-нибудь такое.

      – И у тебя есть?

      – И у меня. Бывает, обниму любимую игрушку – и плачу…

      – А какая у тебя любимая игрушка?

      – Крем для бритья.

      Тут она засмеялась уже веселее. Как не смеялась, наверное, уже несколько лет.

      – Слушай, – сказал я, – что ты пьешь какой-то лимонад? У тебя сухой закон?

      – Хм, вообще-то я сегодня не собиралась… Ну ладно, уговорил.

      – Так что ты будешь?

      – Белое вино, только похолоднее.

      Я подозвал Джея и заказал еще пива и белого вина.

      – Скажи, а как себя чувствуешь, когда есть близнец?

      – Странное ощущение. Одинаковое лицо, одинаковый коэффициент интеллекта, одинаковый размер лифчика… Надоедает.

      – Вас часто путали?

      – Часто. До восьми лет. Потом у меня стало девять пальцев, и нас больше никто не путал.

      Сосредоточенно и аккуратно, как пианистка перед концертом, она положила рядышком обе руки. Я взял левую, поднес к свету и внимательно рассмотрел. Маленькая рука, прохладная, как стакан с коктейлем. Четыре пальца на ней смотрелись красиво и совершенно естественно – будто их и было четыре с самого рождения. Такая естественность казалась чудом. По крайней мере, шесть пальцев выглядели бы куда менее убедительно.

      – В восемь лет я сунула мизинец в мотор пылесоса. Оторвало тут же.

      – А где он теперь?

      – Кто?

      – Мизинец.

      – Не помню. – Она засмеялась. – Такого вопроса мне еще не задавали, ты первый.

      – А беспокоит, когда мизинца нет?

      – Если перчатки надеваю – беспокоит.

      – И всё?

      Она покачала головой:

      – Нельзя сказать, что совсем не беспокоит. Но не больше, чем других – толстая шея или волосы на ногах.

      Я кивнул.

      – А ты чем занимаешься? – спросила она.

      – В университете учусь. В Токио.

      – На