Инквизитор. Мощи святого Леопольда. Борис Вячеславович Конофальский

Зло сказал Скарафаджо.

      – Я б из арбалета уже два раза попал бы.– Заявил Волоков язвительно.

      – Ну, так попади из этой чертовщины.– Сказал Роха, протягивая ему мушкет.

      Волоков не взял и сказал Виченцо Пилески:

      – Ну, заряжай.

      Снова прибежал Рудермаер, они стали вдвоём заряжать оружие.

      – Сыпь больше,– говорил мастер аптекарю тихо,– оба раза не долетело.

      – Разорвёт, боюсь.– Отвечал тот.

      – Не разорвёт, сыпь больше.

      – Не сыпь больше,– произнёс солдат, ему самому хотелось попробовать,– сыпь как в прошлый раз. Я сам выстрелю.

      Мастер и аптекарь посмотрели на него с удивлением и продолжили.

      Теперь целился солдат, он учёл расстояние, взял угол больше чем Скарафаджо, всё рассчитал, ну, насколько мог верно, а рядом, с тлеющим фитилём в руках стоял аптекарь. Ждал приказа.

      – Пали, – скомандовал Волков.

      Тот поднёс фитиль.

      ФФссШшППаххх.

      К грохоту солдат был готов, а вот сильного удара в плечо не ожидал. Пока он отходил от боли в плече, да пока рассеивался дым, Ёган уже проорал радостно:

      – Попали, господин.

      – Пробил?– Орал Роха.

      – Кажется, пробил,– негромко сказал Пилески.

      А вот солдату не казалось, он и сам видел, что кираса пробита. Рудермаер вытряс из кирасы землю и камни и торжественно нёс её хозяину. Принёс.

      Роха отнял кирасу у него, ковырял пальцем дыру:

      – Прямо на ребре пробило, я говорил тебе Фолькоф, а ты не верил.

      Ну, кто оказался прав?

      – Ты бы стрелять поучился лучше,– отвечал солдат чуть раздражённо.

      Да, он был раздражён, а ещё он был удивлён… и даже подавлен. Да именно подавлен. Случилось что-то невообразимое, о чём он и думать не мог. Случилось то, что рушило его мир. Мир крепких лат, сильных арбалетов, алебард и пик. Теперь весь этот размашисто перечеркивало, какое ни будь хлипкое ничтожество с мускеттой в руках. Да ещё этот Роха тряс перед ним дырявой кирасой, радостно вопрошая:

      – Знаешь что это? Знаешь?

      – Моя кираса,– ответил Волков зло.

      – Нет, это не твоя кираса.

      – А что же это?

      – Твоя серебряная посуда, дорогие кони и дом с холопами? – Говорил Скарафаджо радостно.

      – Да?– Всё ещё раздражался солдат.– Прямо дом с холопами?

      – Это само собой, но я сейчас о другом. Друг мой, Фолькоф, я держу в руках смерть благородных. Им конец, больше они не смогут прятаться за своими дорогими доспехами. Понимаешь? Это их конец. И конец этой сволочи из Хйланда, что слезают со своих гор. Теперь вся эта горская сволочь уже не будет кичиться своими латами, которые стоят сорок коров. И эти имперские ландскнехты тоже спесь поубавят. Понимаешь?

      Солдат прекрасно понимал это и от души хотел дать Рохе в морду.

      – Ты же сам болтал, что ты идальго,– зло сказал Волков,– говорил, что у вас в терции каждый четвёртый идальго.

      – Все наши идальго, и я в том числе, идут в терцию как простолюдины, потому что на коня и доспехи денег нет. А теперь и здешние благородные