Плоть и сталь. Михаэль Драу

и даже ссылки на генерацию голографических карт с места событий.

      ***

      Делейт Лебэн, совершенно тому не удивившись, оказался в числе счастливчиков-новобранцев, поразив комиссию своею девяностодевятипроцентной точностью при стрельбе. Теперь молодой киборг с нетерпением ожидал какой-нибудь крутой заварушки.

      ГЛАВА 2

      В год смерти Императора Тольда Айзэна (триста двадцать третий после Пыльной Войны) и официального вступления во власть его старшего сына, Канцлера Империи Эрца Айзэна, люди вышли на улицы, выкрикивая требования упразднить существующий политический строй.

      Октополис, столица Империи – оазис цивилизованной жизни среди всё ещё радиоактивных равнин – вмещал более пятидесяти миллионов человек, и теперь, когда несколько из этих миллионов решили действовать заодно, стало очевидно, какую несокрушимую мощь представляют собой люди. Безликая, колыхающаяся масса, в слаженном гуле которой слышался рокот крошащихся глиняных ног колосса под названием «Империя».

      Канцлер сидел в своём кабинете перед мониторами, занимавшими всю стену, то и дело поправлял маленький наушник коммуникатора и старался не упускать ни слова из многоканальной конференции с министрами и Советниками. Те принимали донесения от вверенных им тех или иных ведомств, а затем докладывали Канцлеру результаты. Он координировал их действия, отдавал распоряжения войскам, вёл напряжённую шахматную партию. Крошечные люди на жидкокристаллических экранах и впрямь казались шахматными фигурками.

      Требования толпы были незатейливы, как и полагалось быть требованиям людей, ничего не смыслящих в политике и истории.

      Массе пустили пыль в глаза, приманив красивой сказкой о Республике.

      Империя и Канцлер с его жёсткой политикой представлялись осью зла. И люди – по крайней мере, те из них, кто сейчас в один голос ревел на улицах «Слава Республике! Долой Империю!» – судя по всему, не замечали, что эта самая Империя является лишь видимостью, устаревшим названием, а «жёсткая политика» проявляется лишь в том, что разрозненные, автономные мегаполисы вынуждены финансово и в некоторых юридических вопросах подчиняться одному из них же, лишь по традиции называемому столицей. Покойный Император отличался более либеральными взглядами, чем его старший сын, и уже положил толпе палец в рот. Теперь она намеревалась отхватить руку по локоть.

      Мастеров больше не устраивает частичная свобода и локальное самоуправление. Каждому из них, вероятно, хочется ввести на территории своего города свою собственную денежную единицу, закрепить политические границы, полностью перейти на самообеспечение, перестать платить налоги и сотрудничать со столицей. Но при этом иметь доступ к информации, хранящейся в Сети.

      Канцлер некоторое время назад всерьёз намеревался предоставить взбалмошным вассалам автономию. Но и от Сети тоже, центровые узлы которой располагались как раз в столице.