Слуга. Штучная работа. Николай Александрович Старинщиков

видео, они вошли в магазин. С продавцом теткой Марфой случился столбняк. Возможно, на днях она собиралась свести «дебит с кредитом», а «сальдо» положить в карман. Поневоле будешь стоять с разинутыми глазами, когда от звездочек и фуражек в глазах рябит. И за то спасибо: не узнала, родимая… Стой! Тебя же снимают. Для потомков…

      – Чего хотите?

      Тетка Марфа подавила волнение и даже настроилась, как видно, жертвовать рублями на нужды неимущей полиции. Умела строить «баланс» мадам. Об этом давно известно. И бог с ней. Не пойманный – не вор.

      Михалыч подступил к прилавку с пятитысячной купюрой меж пальцев.

      Старая пройдоха заметила деньгу. Чего хотят господа? Водки? Но магазин не торгует подобным товаром. Запрещено решением садоводческого товарищества: всех решили трезвенниками сделать. Разумеется, это нарушение, потому что магазин подчинен райпотребсоюзу и к обществу садоводов-любителей отношения не имеет.

      Глава Нелюбин стоял рядом, хлопая белёсыми ресницами. Как глава администрации он тоже приложил руку к известному запрету. Не подпиши он в начале весны «проект согласования», сейчас на полках стоял бы полный набор ликероводочных изделий.

      – Очень плохо, – размеренно и внятно произнес Иванов, выпучивая глаза, – придется делать обыск.

      При слове «обыск» у бедной старухи начала трястись голова. Под белым халатом вибрировали плечи.

      – Ну, вообще-то… – она отшатнулась от прилавка. – Вообще-то, у меня есть там, в запасе, пара ящиков. – Она махнула ладошкой в сторону складской двери в проеме между полками. – Забыла про них совсем, не торгую потому что. Нельзя нарушать запрет… А так-то оно стоит…

      – Ну и хорошо, что стоит – вы же не торгуете, – промямлил Нелюбин, блуждая глазами по полкам. – Значит, не нарушаете. Давайте нам их. Комиссия пересчитает, сверится… Неси, Марфа Степановна! Отменим мы это бессмысленное распоряжение. Завтра же и вынесем постановление.

      Вибрация моментально прекратилась. В груди у Марфы Степановны, по виду, свистали теперь соловьи.

      – Сколько вам? – В её голосе звенело торжество.

      – Три… – показал пальцами Иванов.

      – Бутылки, что ли?

      – Литра!

      – Понятно…

      По лицу старухи скользнула улыбка. Шмыгая носом, она обернулась к складу. Еще бы ей, Марфе Степановне, не улыбаться. Благодаря «черной дыре» она выучила двоих дочерей и сына-офицера, и теперь еще продолжала слать им деньги в далекие края.

      – Я ить не ворую, Фролыч, – повторяла она Нелюбину. – Вы меня давно знаете…

      – Если раньше сесть, то быстрее выйдешь, – отпускал плоские шутки Иванов. Ему не жалко было бабу Марфу. Он знал о ней всю подноготную. И если бы не сын-офицер, сидеть бы ей на старости лет. С «офицером» Иванов учился вместе в школе. Иванов в пятом, тот – в десятом.

      Забрав с прилавка товар, покупатели удалились.

      «Уазик» тронулся и поехал – мимо дачных домов, похожих на скворечники, мимо просторных узорчатых особняков из красных кирпичиков. Промелькнул