Великая княгиня. Юрий Сбитнев

сбруе, тешит гордыню, что прихватил ещё и дорогой груз заодно с боярским сынком, а могучие молодцы – заединцы, разбойные люди.

      От отца, от ясного Олега Святославича, у всех сынов его привычка – носить в пути простую одежду. Смотрит князь на возницу, улыбается: нет такой привычки у сына Данилы Венца – Карна. В любое время, в любом заделье, всегда и всюду на нём праздничное платье. Вот и сейчас сидит в передке не возницею в телеге, а думным умнейшим боярином в княжеской гриднице, в креслах почётных. До сих пор неизвестно, где и в каком заточении Великий Даниил, отец его. Жив ли? Никто не знает… А сын Карнушка – книгочей, летописец да и первейший по всей Руси боян – живёт родным сыном в семье Святослава Ольговича в Новгороде Северском. Сам вызвался поехать в Киев за драгоценным грузом, и сам везёт в Чернигов. Сам святыню от глаз лихих дорожной паполомой укрывал, сам увязывал, дабы надёжно везти по всем дорожным превратностям.

      Думает о нём светло и нежно Святослав Ольгович, едва улавливая глазом родного сына. Далеко ускакал Олег Святославич, понужая игривого скакуна. Не терпится молодому поскорее, будь на то отчая воля – минуя Чернигов, ускакать прямёхонько к Новгороду Северскому.

      По ранней весне, когда сел на киевский стол Юрий Долгорукий, отдали за Олега младшенькую дочку великого князя – Марию, а за Ярослава, сына могучего Галицкого Владимирка, – просватанную ещё на свадьбе Игоря среднюю дщерь – Ольгу. Полную седмицу гудел свадебный Киев неукоротной гульбою. Намеревался Юрий длить празднества и в Галиче, и в Новгороде Северском, и в Чернигове – едва удержали. Но долго ещё не отпускал Долгорукий гостей от свадебных столов. Не чаяли молодые вырваться к своим домам в Галич и Новгород Северский. Вырвались. Ушли свадебные поезда с дружинами княжескими до дому. Но Юрий не унимался, длил праздник, упаивая вусмерть дружинный и боярский Киев и сам упиваясь всласть. Святослав Ольгович не любил разгульные пиры, в питии был сдержан, в веселье скромен. Однако никак не хотел отпускать его от себя бесшабашный в питии князь Юрий. Отправив свадебный поезд и свою дружину с войском в Новгород Северский, остался Святослав Ольгович у собинного друга и свата заложником в бесконечном пиру.

      Когда наконец умаялся в празднестве и питии великом великий князь, оба-два сошлись на добрый совет в киевской Ярослава Мудрого гриднице. Тут и явился на Ярославов двор клирошанин, самый близкий человек бывшего митрополита Михаила – нынешний игумен киевского Симонова монастыря Константин просить за епископа Нифонта, которого заточил Изяслав Мстиславич в Печерский монастырь, лишив новгородской кафедры. Нифонта Долгорукий знал хорошо, относился к нему благосклонно, а посему и ответил решительно:

      – По воле князя Изяслава заточён, по воле моей свободен!

      Поблагодарив Юрия поясным поклоном, Константин обратился с новой просьбой. Долгорукий отметил невозмутимость и особое достоинство игумена, его поясной поклон, свойственный высокому духовному званию, подумал вмельк: «Этот поп далеко