Мы, кажется, встречались где-то?. Андрей Радзиевский

этот номер можно забыть, это совсем не его.

      Время подступило к полночи, и ряды прохожих быстро скудели, кто-то еще опаздывал и торопился, а кто-то брел уже не спеша. У входа в метро прощались влюбленные, в окнах гасли огни, и только витрины продолжали размазывать по мокрому асфальту безжизненное сияние. Где-то вдалеке брела подвыпившая компания, слышались пенье и смех, они удалялись, стихало, улица засыпала, отдавая себя во власть одиноких постовых милиционеров, и только сейчас Женька почувствовал такую усталость, будто он Невский проспект, истоптанный за день тысячами ног. Больше не смог сопротивляться голосу разума, сдался и поскорее нырнул в метро, поспешив, не опоздать на последний поезд.

      Свет в окне его комнаты не горел, но из соседнего, разрезая ночную тишь, глухо пробивалась музыка и маячили, изгибаясь, смутные силуэты. «Значит, Борька и Тили не спят, и наверняка там, что, может быть, и к лучшему», – заключил для себя с Женька. Как ни странно, но входная дверь оказалась открытой. В ночь опять дежурила Галка, увидев входящим Женьку, она обрадовалась, бросилась навстречу, размахивая авиаконвертом и скороговоркой выпалила:

      – Евгений, где же Вы пропали, я жду-жду, дверь не закрываю. Вам письмо!

      В первое мгновение, по привычке, он чуть было не обрадовался, но когда Галка подлетела к нему, увидев конверт в ее руке, все вспомнил и шарахнулся от нее, как от прокаженной. В ушах бился эхом вчерашний телефонный разговор: «Ты получил мое письмо? Я вообще-то все написала!».

      – Что с Вами, Евгений? – удивилась Галка, не ожидавшая подобной реакции. Женька, помедлив, все же взял этот – запоздавший письменный приговор своей первой любви. Только казнь-то уже состоялась! Посмотрел на ровные буквы обратного адреса – спокойные и уверенные в своих палочках, крючочках и закорючках. Вспомнился нервный вздрагивающий почерк первого Маринкиного письма, которое он читал в самолете – расплывчатые буквы под высохшими слезами…

      – Евгений, что-то случилось? – взывала ничего не понимающая Галка.

      Женька ничего не слышал, в голове стоял гул, а письмо жгло пальцы. Уже на лестнице он оглянулся на остолбеневшую дежурную.

      – Спасибо, – со вздохом только и проронил он через плечо.

      – Не за что, но…

      «Вот именно, что не за что», – подумал Женька. Галка не знала, что этот полосатенький конвертик – последний, и в нем извещение о подлости, о предательстве, лжи. Вердикт всем чувствам, так долго кружившим Женькину голову. Красные «жигули», своими колесами, как гильотина, уже все отсекли, письмо, опоздав, ничего не меняло.

      В комнате, как и думал, никого не было, за стеной стоял веселый гам, до завершения которого, по всем признакам, еще далеко. Свет не стал включать, письмо бросил на подоконник, и оно под лунным лучом из-за окна будто оледенело. Лишь на мгновение посетила мысль, что судья его судьбы, возможно, неправильно поставил запятую, и он в конверте среди карусели незначащих слов найдет спасительное – «помиловать»,