Следователь по особо важным делам. Анатолий Безуглов

дел?

      – Это – ради бога. – Кукуев взялся за телефон.

      – Одна только просьба. Кого-нибудь из тех, кто уже принимал участие в следствии… Все-таки в курсе дела.

      Он кивнул:

      – Ладно, организуем. Старший лейтенант Ищенко.

      Двадцать лет в угрозыске. Хороший работник. Пойдет?

      Я прикинул в голове – лет сорок – сорок пять. Опытный, наверное. Во всяком случае, учить не придется.

      – Пойдет. Из местных?

      – Нет. Но вы на это не смотрите. Край знает как свои пять пальцев…

      Наверное, рыболов или охотник, подумал я. Обычно именно они хорошо знают местность.

      В УВД края ответили, что Ищенко в командировке.

      – С чего думаете начать? – спросил замначальника следственного отдела.

      – Поеду в совхоз.

      – Правильно, – одобрил он, – езжайте. Работайте. Может, и мы у вас кое-чему поучимся. – В его последних словах промелькнула едва уловимая ирония. – А Ищенко догонит. Это мы обеспечим, – закончил он.

      Уладив в Барнауле еще несколько дел, я вылетел в тот же день в Североозерск.

      Кукуев сам проводил меня в аэропорт. Пожелал успеха. На этот раз без иронии. Хотя положение его, прямо скажем, было щекотливое. Дело согласился прекратить именно он. И если мое расследование опровергнет результаты предыдущего, неприятностей не оберешься.

      Правда, наперед не угадаешь. Я тоже могу не найти ничего нового. Могу и ошибиться. Все мы люди, как говорится…

      Человек, который придумал изречение «любое тайное станет явным», вряд ли имел отношение к следовательской работе. А если и имел, то был зарвавшийся оптимист или просто-напросто хвастун. Надо знать, как дорого дается каждый процент раскрываемости. Есть, остаются еще за скобками благополучных цифр неумолимые единицы… Папки, которые лежат в архиве с грифом: «Хранить до…»

      Это значит, что кто-то из моих коллег потерпел неудачу. Преступник оказался хитрее, или ему здорово помогли обстоятельства…

      Конечно, когда я летел в Североозерск на тихоходном Ан-2, у меня и в мыслях не было, так сказать, программировать на всякий случай возможную неудачу.

      Собственно, я себе еще и не представлял людей, с которыми столкнусь во время расследования. Ведь через них, их поступки, поведение ищешь истину.

      Но одно я чувствовал. И это не мистика и не шестое чувство. Я даже не знаю что. У меня пропадала уверенность в том, что следователь, занимавшийся раньше делом о самоубийстве в Крылатом, поставил все точки над i. Мне вспомнился совет Ивана Васильевича: вести дело так, словно не было до меня никакого расследования. Но я и в самом деле не забывал о том, что оно было.

      Выходило, что Залесская покончила с собой в результате угрызений совести или боязни разоблачения в измене.

      Не бог весть какая редкая причина. Вину во всем она брала на себя.

      Но может быть, ее довели до самоубийства? Тогда это преступление. Тяжкое и сурово наказуемое. В принципе следователь шел по правильному пути. Он расследовал именно эту линию. Но, внимательно изучив все материалы, я чувствовал, что мой предшественник, возможно