Книга-диалог. Егор Михайлович Коротков

у меня с тобой много лет назад. И потом, если я хотел совершить желанный, но сомнительный, с точки зрения безопасности, поступок, ты убеждал меня словами, что ада нет и, значит, в принципе, можно делать все, что угодно. Либо, ты, наоборот, как-то нарочито пугал меня адом, а я возражал тебе, что ада нет. Так или иначе, та мысль освободила меня от невротической религиозности. Начиная с какого-то времени, я стал мысленно повторять «ада нет» как мантру.

      С: То есть, сейчас в ситуации, аналогичной экзамену, чтобы не накончать в штаны, ты мысленно повторяешь «ада нет»?

      Я: Да. Правда, могу и концентрироваться на дыхании или молиться.

      С: Давай, сделаем перерыв до завтра. Просто нужно рассказать про концепцию двух адов, а это лучше на свежую голову.

      Я: Ок.

      ***

      (На следующий день)

      Я: Что-то мне как-то уже и влом рассказывать про эту концепцию двух адов… Тысячу раз уже рассказывал. Видео даже пытался снимать в соцсетях. Нафиг никому не надо! Скучно, говорят! А для себя я и так понимаю.

      С: Давай, представим, прям, такого заинтересованного читателя, который, прям, ловит каждое твое слово и хочет разобраться?

      Я: Нет такого читателя.

      С: Есть все равно какая-то потребность четко и подробно все изложить. Разжевать, пусть даже с занудством и повторами.

      Я: Ну концепция двух адов в том, что православный ад есть, а буквального ада нет. То есть, из православного ада тоже будет избавление, и страдания там будут осмысленными и приемлемыми, не перечеркивающими будущее навсегда, не лишающими всей полноты рая и Божественности в будущем. Даже тот, кто находится на дне ада, станет в итоге так же счастлив, как Бог. Даже сатана. Вместо православного ада можно подставить любые «реальные» пугающие обстоятельства – болезнь, инвалидность, нищета, нереализованность, преждевременная смерть, несчастный брак, ошибка в выборе жизненного пути и т.д., и т.п.

      То есть, вариант фатальной ошибки не реализуем. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее, а нас не убивает ни что. Если я умер – есть жизнь после смерти. Если я духовно умер – попал в ад, есть жизнь и после второй, духовной смерти. И, даже если я стал инвалидом, прожил никчемную жизнь, умер в мучениях, и попал в ад, потом он все равно закончится, и я буду с Богом, и станет очевидно, что мои страдания были наполнены глубочайшим смыслом, любовью ко мне и всему живому, были творчески созидательны, радостны, красивы и необходимы для того, чтобы мне сейчас быть в гармонии и счастье. Рай заложен в аде, как хэппи энд заложен в первой тревожной сцене американского боевика, когда герой впервые сталкивается со злом, которое ему в кульминации предстоит победить. И это предвкушение полноты жизни в вечном будущем можно чувствовать или хотя бы осознавать уже сейчас. «Ада нет» это констатация факта обреченности на абсолютное спасение, выводимой из милосердия Бога и просто даже из моей внутренней природы. Я воспринимаю мир, как все нарастающую радость и могущество, и даже если Бога и вечной жизни нет, моя внутренняя природа их породит… Но можно думать, что трансцендентный Бог дал мне именно такую внутреннюю природу, которая утверждает «ада