Жертвы. Джонатан Келлерман

занимается шериф Агуры, – сказала Марисса Кори, – и мы уже объяснили, что не имеем к этому никакого отношения.

      – Никакого отношения к чему?

      – К машине Лоры. Нам совершенно ничего об этом не известно, и шериф наконец-то поверил, так что Лоре придется идти в суд, и я не знаю, что вы думаете, но…

      Эшли взяла сестру за руку и легко сжала.

      – Подожди, Рисси, Феллингер сказал, что ты не должна даже разговаривать с ними.

      – Рад, что у вас с Лорой все уладилось, но мы здесь не поэтому, – сказал Майло. – А теперь, девушки, пожалуйста, слезайте с лошадей.

      – У них по расписанию прогулка, – возразила Марисса.

      – И мы не остановимся из-за того, что вы говорите, – добавила Эшли.

      – Дело важное, девушки. Серьезно.

      Эшли тряхнула волосами, нахмурилась и беззвучно произнесла что-то похожее на ругательство, но все же послушалась. Как только ее ботинки коснулись земли, примеру сестры последовала Марисса. Сестры вышли из загона, и Эшли заперла его за собой. В начищенных до блеска ботинках для верховой езды – у Эшли из змеиной кожи, у Мариссы вроде бы из слоновьей – они были за шесть футов[18] каждая. Рисунок в виде мультяшной лошадиной пасти на обеих футболках сопровождался надписью: «Дареный конь».

      Марисса сложила руки на груди.

      – Ну что?

      – Мне нужно поговорить с вами о вашей матери.

      – О маме? – На последнем слоге ее голос взлетел на полтона.

      Эшли прищурилась.

      – А что такое с мамой?

* * *

      Майло изо всех сил старался смягчить удар, но ни приглушить ужас известия, ни избежать участи стать худшим воспоминанием не смог.

      Эшли и Марисса вскрикнули одновременно и тут же принялись кричать «Нет, нет, нет!» в рваном ритме, который сгладился мощным потоком горя. Потом Марисса стала бить себя в грудь, а Эшли – заламывать руки и стучать ладонью по лбу. Из глаз, словно кровь из открывшихся ран, хлынули слезы. Девушки повернулись друг к дружке, крепко обнялись и замерли, скованные тревожными объятиями.

      Все это время Майло жевал губу, постукивал ногой о пол и так усердно утирал ладонью лицо, что на виске за левым глазом появилось розовое пятно.

      Нам ничего не оставалось, как только смотреть, ждать и ощущать себя бесполезными свидетелями. Между тем плач и завывания слились в один горестный звук, и прошло еще немало времени, прежде чем пик эмоций остался позади, а крики сменились всхлипами и непроизвольными содроганиями. Майло уже был наготове с салфетками, которые обе девушки проигнорировали.

      – Нет, нет, нет! – повторяла Марисса, снова и снова убирая падающие на мокрое от слез лицо волнистые пряди.

      – Зачем кому-то понадобилось убивать ее? – спросила Эшли.

      – Этого, Марисса, мы пока еще не знаем, – ответил лейтенант.

      – Когда… когда это случилось?

      – Сегодня утром.

      – Это не папа, – сказала Эшли. – Точно вам говорю, это не папа.

      Сестра посмотрела на нее и после секундной

18

Т. е. выше 183 см.