По следам слов. Антология

потеряв себя, несем покров

      Из страха вечности.

      И сладки капли пота…

      Постпетербургское

      Художнику Андрею Демину с благодарностью

      Всё множатся во мне фрагменты Петербурга,

      Объятия колонн и космос площадей,

      И всадник надо мной, под ним звенит подпруга,

      В нем ужас и восторг, он главный лицедей.

      А ветер, растеряв слепой восторг в фасадах,

      Вновь полетит стремглав, приветствуя Проспект.

      И мы с тобой вдвоем, как выходцы из Ада,

      Плывем Фонтанкою, и призраки карет

      Плывут за нами вслед, теряя пассажиров,

      И видится седок с курчавой головой.

      Истории прокат не требует кассиров.

      Сам Питер – кинозал, мы зрители с тобой.

      «Замкнут в утробе, в робе…»

      Замкнут в утробе, в робе —

      До боли в ребре.

      По обе стороны не мы – они!

      Тенета терниями в яме событий.

      Битый чужими с ужимками,

      Своими – с воем и причитаниями,

      Я таю в пространстве века.

      Камнем на шее вещее слово.

      Олово кипит в чаше истории!

      А я пою оратории

      Керамической чашкой, чьей-то женой.

      В Ноевом ковчеге Чигиринских[1] круч

      Чутко, касаюсь пальчатки[2].

      Четками дни:

      «Динь-дилинь».

      История – линь.

      Уже последние стали первыми,

      По нервам стучат.

      Тучи слов киевского чата.

      Песнь предателей лейтмотивом…

      А ты как Див, но в кувшине

      Запечатан страхом,

      Бытом хомячьим томим…

      Идет пантомима!

      Потом озвучка…

      Кучка раскачивает страну!

      Поднесите меня к крану

      Освежить прану,

      Но скорее освежуют мое тело,

      Если я смело! К ним на площадь…

      Прощать надобно…

      Но, подобно Сизифу,

      Прошу Каифу: «Остановись!»

      Висельники да возвеселятся…

      Чаянья меньше чаинок

      Мельчают желания, чаянья меньше чаинок.

      Но иноком бродит вчерашний не чайный конфликт.

      Обида плывет по течению вен. И личинок

      Бесплодных желаний не счесть, когда тянет на флирт.

      Литровку прозрачного зелья зальем себе в чрево,

      И ревом звериным наружу прорвется тоска.

      К чему теперь флаги? Букетик из львиного зева

      Прикроет надгробие, рядышком ляжет СК.

      Из грязных стаканов… И ржавым ножом нарезая,

      Нетрезво кивая нестриженой мне головой,

      Ты вымолвишь вдруг, обращаясь к надгробию: «Зая».

      И имя не вспомнив, ругнешься, красивый и злой.

      Ну, сколько их было и «Рыбок», и «Маленьких», «Сладких».

      И ладные были, живые, любись хоть когда.

      Теперь фотографии их, что на камне заплатки,

      Оградка, колбаска и слово: «Теперь никогда…»

      Когда-нибудь, может, ко мне ты придешь, крест погладишь,

      Припомнишь случайный конфликт и колбаску, меня…

      И

1

Чигирин был резиденцией Богдана Хмельницкого.

2

Пальчатка – вручную формованный кирпич, сохранивший отпечатки рук (из него построена чигиринская крепость).