Объективность. Лоррейн Дастон

как любая из картин Вермеера или Сезанна, и обладает почти такой же ценностью, по крайней мере для ботаников. Даже отломавшиеся фрагменты хрупкого, сплющенного, высохшего образца собираются и благоговейно хранятся в конверте вместе с самим голотипом (ил. 2.25).

      Ил. 2.25. Голотип. Горичник малоолиственный, B 100086233, Botanisches Museum, Berlin (выражаем благодарность Ботаническому саду и Ботаническому музею Берлин-Далем). Этот гербарный образец маркирован красным цветом как типовой экземпляр («Typus»), и его фрагменты тщательно хранятся в целлофановом пакете для возможных будущих обследований ботаниками. Слои записей (написанная от руки идентификация, красная маркировка голотипа, штрихкод) свидетельствуют о таксономических изменениях во времени. Несмотря на некое сходство с гётевским Typus’ом (ил. 2.6), современный типовой экземпляр разрывает с метафизикой и практиками, лежащими в основе Urpflanze. Хотя ботаники сохраняли и обследовали гербарные образцы начиная с XVI в., только в конце XIX – начале XX в. отдельное конкретное растение, не обязательно являющееся характерным представителем вида, стало объявляться официальным носителем имени вида (практика, официально введенная в 1910 году на Брюссельском международном ботаническом конгрессе).

      Ботаники, привыкшие использовать слово «тип» (вспомним гётевский Typus) для обозначения идеального или типичного, нашли эту новую практику обескураживающей. В 1880 году Альфонс Декандоль постарался устранить эту недавно возникшую в естественной истории двусмысленность между «аутентичным образцом [echantillon authentique]», являвшимся индивидуальным растением, и «типичным образцом [echantillon typique]», некой единицей, воплощавшей «подлинный идеальный тип вида»[209]. Это откровенное объединение «образца типа» (типового экземпляра) и «типичного образца» вызывало беспокойство ботаников на протяжении 50 лет, ведших в конце XIX – начале ХХ века продолжительные дебаты об определении и использовании типовых экземпляров в ботанике и зоологии. И противники, и сторонники метода типовых экземпляров воспринимали развернувшуюся битву как столкновение между индивидуальной проницательностью нескольких элитарных ботаников из могущественных научных институций европейских столиц и механическими правилами, которые могут быть применены любым ботаником – всегда и везде. В зависимости от занимаемой стороны типовые экземпляры обещали устранить «все личное и произвольное», «личные уравнения» ботаников в пользу некоего «фиксированного правила» или угрожали строго ограничить свободу «использовать личное суждение»[210].

      Когда в 1910 году эти правила были приняты на Международном ботаническом конгрессе в Брюсселе и в конце концов вписаны в Международный кодекс ботанической номенклатуры (и в эквивалентный ему кодекс зоологической номенклатуры), они стали рассматриваться как триумф объективности в таксономии. «Очевидно, что необходим надежный стандарт, на который нужно ориентироваться, чтобы недвусмысленным образом связать таксономические имена с определенными,

209

Alphonse de Candolle, La phytographie (Paris: Masson, 1880), p. 51–52.

210

Об «обещаниях» метода типовых образцов см.: O. F. Cook, «The Method of Types in Botanical Nomenclature», Science n. s. 12 (1900), p. 478. О его «угрозах» см.: A. S. Hitchcock, «The Type Concept in Systematic Botany», American Journal of Botany 8 (1921), p. 253.