Номах. Искры большого пожара. Игорь Малышев

вопрос имею, – взгляд его, только что пьяноватый, отвердел.

      – Ну? – пригласил Нестор.

      Федос отодвинул в сторону стакан, обломки хлеба, наклонился к Номаху, дыша луковым перегаром.

      – Пошли сейчас белых резать, а? – жар от него шёл, как от печки. – Хорошее дело выйдет!

      – Ты сдурел, что ли? – искоса посмотрел Номах. – Сам же говорил, люди устали. Неделю в седле…

      – Наплюй, что я говорил. Белые нас не ждут сейчас. Так?

      Номах потёр небритую щёку.

      – Может, и не ждут. Они мне не докладываются, – ответил с неизвестно откуда взявшимся раздражением.

      – Да брось! Уверены, что выдохлись мы. Потому и пулемётные гнёзда толком не обустроили. Ну? Разведка ведь что сегодня доложила?

      – Разведка, случалось, только что второго пришествия не обещала…

      – Да, нет же! Батька, слушай меня! Дело говорю.

      – Ты и под Рыбацкой неплохие песни пел.

      – И что? Ну, было. Забыли.

      – Забыли? Что забыли? Как ты чуть в окружение не попал? Как ты три сотни хлопцев у белых под пулемётами оставил? Это забыли? Забыл, я те напомню! Уйди, Щусь, слышать тебя не хочу! – распаляясь, крикнул. – Уйди к бесу!

      Аршинов тронул его за плечо.

      – Спокойней, Нестор.

      – Да спокойный я… – дёрнул тот рукой.

      Помолчали, глядя в стол.

      Номах потёр слипающиеся глаза.

      – Батька, пошли белых резать, – предпринял ещё одну попытку Щусь. – Христом-богом прошу, пошли! Не ждут сейчас они удара! Чем хочешь тебе клянусь. Памятью матери-покойницы!..

      Он порывисто вытащил из-под рубахи медное кольцо на чёрном шнурке.

      – Её кольцо. Когда от тифа померла, сам с её руки снял. На шее вместо креста ношу.

      Он поцеловал тусклый медный изгиб.

      – Самое время сейчас, клянусь, – почти умоляюще посмотрел на Номаха.

      – Закончили разговор, – твёрдым голосом сказал Номах.

      – Эх, батька…

      Щусь, не скрывая недовольства, пошёл на своё место.

      Снаружи на подоконник запрыгнула трёхцветная, похожая на имперский флаг, кошка. Повела чёрным носом, сморщилась от табачного дыма.

      Номах выудил из глиняной миски куриную кость с остатками мяса, бросил в сад. Кошка, извернувшись в прыжке, на лету поймала её и исчезла в окне.

      – Нет зверя ловчее кошки, – сказал Каретников, провожая её глазами и переводя тяжёлый и внимательный взгляд на Номаха. – Никогда своего не упустит.

      – Угу. Налей мне, Карета, последнюю, да я спать пойду.

      – Что так рано?

      – Устал. А ты не устал, что ли?

      – А это смотря для чего. Если хорошо гулять, так и месяц не спать можно.

      – Да я уж вижу…

      Номах опрокинул стопку, закусил разомлевшим в тепле обрезком сала.

      На улице он собрал сохнущие на перилах крыльца попоны и пошёл в сад.

      Облетающие лепестки вишни падали на его лицо, лёгкие, словно прикосновения девичьих пальцев, не давали уснуть.

      Со всех концов села доносились смех и визгливые голоса гармошек.

      – Сил