Божий контингент. Игорь Анатольевич Белкин

развязно обещала визгливо-хриплая Галька.

      – Друлевские? – уточнял проводник сквозь гомон.

      – Хуже. Новосёлковские, – петухом орал младший Галькин отпрыск, играя жилами на бритом, в порезах, черепе. "Обрили от вшей что ли?" – подумал Славка.

      – Да тихо, Вась! – одергивал брательника Серега, который выглядел постарше и почище.

      – А вы не думайте, что это мои хах-хали, это дети мои, де-ети, сыноч-чки… А-ха-ха… – хрипела Рыжая, у нее был один желтый зуб в черном провале рта, обведенном малиновой помадой, – и, улыбаясь, пьяно морщила конопатое лицо.

      Тепловоз набирал свою непрыткую скорость, вагон уже покачивало, проводник смирился и приказал:

      – Сойдете на ближайшей станции.

      – А куда де-енемся, – нагло цедил младший Галькин отпрыск, – сюда, мам…

       Компания рассаживалась по вагону. Славка услышал, как Ангелина вполголоса жалуется напарнику:

      – Достали уже эти друлевские. Почему мы таких пьяных сажаем в вагон?

      Он подумал, что нужно будет обязательно сказать ей, что они не друлевские, а новоселковские, что друлевские совсем другие, такие, как он, Вячеслав Степанов, но понял, что ей-то, наверно, без разницы, что они все кажутся ей одинаково неотесанными, опасными, источающими въевшийся неизводимый сивушный дух, жалкими в своих ватниках, на которые налипли опилки, семечная шелуха, перья, грязь.

      – Мам, нале-ей, – опять заорал Вася.

      Серега ткнул пудовым кулаком брату в темечко.

      – Серёг, ты чё?

      – Умолкни!

      – Ша оба! – крикнула мать. – А то не налью.

       Наконец успокоились, зашебуршали. Звякнули бутылкой. Стало опять слышно, о чем тихо толкуют охотники.

      – Ну тут и контингент! – уничижительно сказал один из них. Славку это заело: он было хотел встать, развернуться да и влепить сказавшему это едкое мудреное слово по морде, но чего-то испугался – то ли их ружей, то ли их трезвой холености и уверенности в своем праве на такие слова.

       Посмотрев на свои огрубелые красные руки, на пальцы, изъеденные древесной смолой, все в заусенцах, с обгрызенными грязными ногтями, Славка подумал: да уж, и он, выходит, тоже – контингент, не более. Почему-то и охотники, и проводница Ангелина, по которой он сох еще каких-то пять минут назад, оказались вдруг по другую сторону черты, которой Слава мысленно разделял людей на фартовых, у которых все хорошо и чисто, и бродяг вроде него самого, бати с Джегером, брата Пашки, Петровых. Когда-то и Галька Рыжая была по другую сторону. По словам отца, к медноволосой красавице Галине просто так было не подъехать, ухажеры насмерть дрались за нее, а теперь вот уже не ухажеры, и не «хах-хали», а родные сыновья дерутся за бутылку, которую она, оставляя себе на опохмел, заныкивает в кармане.

       В Друлево вся новоселковская троица долго выходила: вываливались друг за другом из тамбура, обещая в следующий раз точно