Экспедитор. Наша игра. Александр Афанасьев

его слова.

      Потому что земля рядом с памятником внезапно вздыбилась и бросилась в лицо…

      Мобилу взрывом бросило через дорогу, метров на двадцать. Он не сразу пришел в себя.

      Пришел в себя он от звуков одиночных выстрелов. Они были слышны как будто издалека.

      – Там еще! – крикнул кто-то.

      – Контроль!

      Ах, как подловили…

      Этот… в закусочной – он их и подвел прямиком к месту установки фугаса. Сирийский опыт – местные на другую сторону играют, поверишь им – заведут в засаду.

      А сейчас расслабились.

      Твою же мать…

      Ладно… со всем с этим потом… главное – уцелеть. Потом он приведет сюда пацанов, девку на хор поставят на глазах отца, а самого отца на кол посадят. Или обольют бензином и подожгут.

      Только еще уцелеть.

      – Там проверяли?

      – Нет там ни хрена…

      – Тогда по коням.

      – Все, уходим!

      Зарычали моторы… звук удалялся, а он остался лежать тут.

      Ништяк…

      Ништя-як… не нашли, не убили, не добили, живой. Все остальное – туфта. Как говорил Винни-Пух все туфта, кроме меда.

      Сейчас немного отлежаться, потом найти транспорт… это сложно, но вполне возможно. Добраться до города, там собрать пацанов… и вернуться сюда.

      Или забрать все, что лежало на нычках, и дергать… дергать на хрен, пока не поняли, что он живой. Числиться мертвяком – тоже неплохо. Воронят боялись, но только до того момента, пока они казались неуязвимыми. Как только это стало не так, многие захотят посчитаться, очень многие. Оступившегося всегда затопчут.

      Но это потом. Главное, он живой… а остальное приложится. Все фигня, кроме меда.

      Он пополз. Метр за метром. Шаг за шагом. В какой-то момент что-то цапнуло его за палец, он отдернул руку – стекло, что ли, или гвоздь. Оказалось – мышь. Он вдарил кулаком… но мышь, вся в земле и какая-то мокрая что ли, продолжала разевать свою маленькую пасть.

      И он понял, что мышь эта уже была дохлая…

      Бывшая Россия

      Близ Ижевска

      Птицефабрика Вараксино

      Тысяча тридцатый день Катастрофы

      Говорят, что на родине и земля помогает. Фигня полная на самом-то деле. За пределами родных палестин тебя никто не знает, никому ты и на фиг не нужен, а тут ты в розыске, у тебя тут враги есть, есть люди, лично заинтересованные в том, чтобы тебя достать. И ходить надо осторожно – проблемы могут свалиться на тебя подобно тонне кирпичей с самосвала. Или ледышки с крыши по голове.

      Но ходить надо…

      Я понимал, что провал мой, скорее всего, начнется с того, что я выйду на кого-то из своих… на кого-то из группы. Потому что, пока я ныкаюсь, установить меня сложно, по сотовому меня не отследишь, не те времена, а прятаться я умею. Но как только я выйду на кого-то из своих, шансы быть обнаруженным растут в геометрической прогрессии. Особенно если тот, на кого я выйду, окажется гадом. Точнее, даже не гадом, а умным и предусмотрительным человеком, который решит, что на фиг ему связываться с опальным и обвиненным во всех смертных бывшим старшим экспедитором Ижмаша, бывшим депутатом Горсовета – а вот если он стуканет кому надо, то поимеет с этого вполне