Слойка с яблоками. Аксинья Цыганкова

удаляющуюся хрупкую фигурку сына, женщина беззвучно зарыдала. Не желая причинить неудобство соседям по палате, она выскочила в коридор и вжалась в грязно-молочного цвета стену. Практически слившись землисто-восковым оттенком кожи со стеной, она без стеснения дала волю чувствам: из глаз водопадом брызнули слезы, вымывая разъедающую кислотой мучительную душевную боль. Мама мальчика, Дарья Васильевна, никогда не отличалась выдержкой и хладнокровием, но сегодня стрелка прибора, измеряющего ее эмоциональность, эмометра, явно зашкаливала. Только бы не взорвался!

      Из палаты № 12, в которой нашли временное пристанище наши герои, деликатно кашлянув, появилась скучающая тучная барышня неопределенных лет, крутившая до этого в руках видавшую виды небольшую книженцию в мягкой аляпистой обложке. Эта мамочка отбывала срок в больнице не первый день. Ее ребенок уже перенес операцию, и она, как заправский медработник, оказывала психологическую помощь вновь прибывшим пациентам.

      – Ну что вы так изводитесь? – робко начала она, – Привезут скоро вашего малыша. Он на вас глянет, а у вас глаза краснющие. Так нельзя. Вас как зовут? Я – Катя, мама Федора… Ну, этого рыжего балбеса, который, как сайгак, без передышки по палате скачет.

      – Спасибо! Даша, – с искренней благодарностью ответила Дарья Васильевна.

      Такой маленький, ни к чему не обязывающий жест, как незатейливая утешительная фраза, брошенная между делом, а Дарье Васильевне вмиг полегчало – она не одинока. Зачастую человеку, находящемуся в тяжелой жизненной ситуации, казалось бы безвыходной, не так уж много и надо – немного участия и самую капельку поддержки. И вот, для общества он уже не слюнтяй, наматывающий сопли на кулак, а несгибаемый храбрец, нашедший выход из незавидного положения и сумевший встать с колен.

      – Женщины, чего слоняемся по колидорам?! Идите себе по палатам, – грозная старушка, потрясая потертым железным ведром и ветхой деревянной шваброй, сердито подбоченилась, – Устроили балаган! Ишь какие!

      – Ой, да перестаньте вы! У нее ребенок на операции! – вознегодовала женщина, представившаяся Катей.

      – Знамо мы ваши истории, – ничуть не смутилась всезнающая санитарка, еще пуще распаляясь, – Каждый день у нас тута кромсают, штопают, и ничего. А тут гляди, истерику катает! Чай, не девочка уже… Ходют, ходют, пылюку туда-сюда гоняют. Окаянные!

      – Бессердечная грымза, – еле слышно прошипела Катя, не рискуя при этом вступать в открытую конфронтацию с неумолимой блюстительницей порядка.

      Абсурдность продолжения диалога и остатки здравого смысла загнали мамочек обратно в палату, откуда старая мегера их точно не сможет выкурить, как бы той ни хотелось. Старушенция еще долго гремела ведром за дверью, ворчала и кряхтела, пока не дошла до палаты без номера. Ее почему-то она принялась убирать в абсолютном безмолвии и с особой тщательностью. Видать, и впрямь, редкая неизлечимая зараза там гнездится.

      Неприятная стычка, оставившая гадкое послевкусие, принесла