Свет любви и веры (сборник). Коллектив авторов

Накир и Мункир, явились к его изголовью. Да не постигнет вас беда в ваш смертный час! Да облегчит нам Аллах первый день после смерти. Не знаем ведь, что нас ждет. Да не увидят ваши глаза плохого дня. И вот явились два ангела и говорят: ни одна твоя заслуга не принимается. Ни одна! Ты, когда стал богатым, почему хадж не совершил? Насер-армянин говорит: я совершил хадж, все, мол, это знают, – но ангелы не соглашаются. Говорят: ты не для Бога это сделал. Ты богат был, а хадж не совершил. Теперь, мол, ты должен выбрать. Хочешь ли ты умереть назарянином или иудеем? Аллах велик! Да будет славно имя Его. Говорят, Насер-армянин задумался. Потом спрашивает у Накира и Мункира: назарянин и армянин – это одно и то же?»

      Сейед Мехди Шоджаи. Санта Мария

      ^{Рассказы о любви и вере}

      Луноликая

      Солончаковая пустыня напоминала искусанную зубами губу: запекшаяся, жаждущая. В поле зрения не было ничего, кроме следов засухи: пересекающиеся трещины и здесь и там колючки, которые выросли из сердца пустыни и терлись лицом о ее лицо.

      Безмолвие солончака изредка тревожил легкий ветерок, обжигая голову и лицо мужчины зноем и раскаленным песком. Мужчина, одетый в рубашку на голое тело, снял ее, вытряхнул и хотел надеть опять.

      Коснулся рукой головы, шеи, груди – всё было в пыли и полно песка… А руки – по-прежнему синевато-сизые! Когда он утром, испуганно озираясь, покидал село, ему встретился мальчишка, уставившийся на его лицо и руки, потом с любопытством спросивший:

      – Господин! А почему у вас руки синие? И лицо тоже?!

      И он попытался прикрыть лицо и выскочить из джунглей мальчишеского любопытства:

      – Не знаю, не знаю…

      Но паренек не отставал, бежал вприпрыжку.

      – А синева такая же, как лицо у Луноликой!

      От этих слов мужчину словно опалило огнем, он повернулся к пареньку:

      – А ты откуда знаешь Луноликую?

      – А кто ж ее не знает?!

      – Когда ты ее видел?

      – Сегодня утром, все ее видели.

      Паренек наконец отстал, и после этого у него ослабели ноги, он почувствовал себя таким разбитым, что опустился на землю.

      «Куда же ты скроешься, позорище всего мира?»

      Наверняка сегодня утром весь народ высыпал на улицы и собрался вокруг его дома, тянули шеи, чтобы получше рассмотреть этого опозоренного и обесчещенного. Гудели и галдели, забравшись на плоские крыши, на стены и даже на крыши двускатные.

      Вот один вздыхает, сокрушенно качая головой:

      – И это учитель наших сыновей!

      – Кому только мы доверили дочурок наших! – вторит ему другой.

      А третий:

      – Да после этого и глазам своим верить нельзя!

      А четвертый…

      Да, нужно было сниматься и бежать из села. Какая-то сила вытолкнула его. Но бежит ли он от себя или от других? И куда? Он не знал. Разве что на новом месте никто не должен видеть его фиолетового лица и иметь возможность сравнить с таким же лицом Луноликой.

      Оглянувшись, он всмотрелся