Инквизитор. Борис Конофальский

харчевне было на удивление светло и тепло. В очаге горели дрова, абсолютно голая, простоволосая женщина, большой деревянной ложкой перемешивала что-то в большом котле на огне.

      – Ой, – сказала она и присела на корточки, чтобы скрыть наготу.

      Солдат осмотрелся, еще одна голая женщина лежала на полу между лавкой и столом. Над ней, за столом, сидел длинноволосый дезертир. Он был бос, и свои босые ноги поставил прямо на женщину. Еще один дезертир лежал на лавке у стены, а двое других уже стояли посреди харчевни. Один здоровенный детина так же был бос, и кроме штанов на нем был дубленый тулуп обшитый синим атласом, вещь была дорогая, но детине явно не по размеру. Он на нем едва бы застегнулся. Детина, словно хворостиной поигрывал вполне себе увесистой секирой. На втором была дорогая, двойной кожи подкольчужная рубаха, добрые сапоги, и он сжимал копье. На его левой руке у мизинца и безымянного пальца не хватало фаланг. У того, что сидел за столом, через всю левую часть лицо шел шрам, а у здоровяка не было половины левого уха. Тот, что лежал на лавке, встал, потянулся, взял не спеша копье, и тоже вышел на середину

      «Да, – подумал солдат, – народец резаный-рубленый, как бы коннетабль с его людьми не сбежали, глядя на них» – и произнес:

      – Здравы будьте, братья-солдаты.

      – И тебе, брат-солдат, здравым быть. – Отвечал тот, кто был в кожаной рубахе с заметным южным акценттом.

      – Вдоволь ли у вас хлеба, братья-солдаты? – Спросил Волков.

      – Горек хлеб солдатский, – заговорил тот, что встал с лавки, у него была рассечена верхняя губа, и не было зуба, он пришепетывал. – Из крови и грязи хлеб солдатский и его у нас вдоволь.

      Он тоже говорил с акцентом. У солдата сомнений не было, это были ламбрийские наёмники.

      На этом церемониальная часть была закончена, и тот, что был в кожаной рубахе, спросил:

      – А что это вы так долго под дождем стояли? Стеснялись зайти, а, брат-солдат?

      – Не хотели вас тревожить, брат-солдат.

      – А что за люди с тобой, брат-солдат? – В каждом слове ламбрийца помимо акцента слышалась едкая насмешка. – Один, кажется, балаганный арлекин и два церковных попрошайки. Зачем ты их сюда привел?

      Сидевший за столом лохмач весело заржал, двое других ламбрийцев тоже засмеялись.

      – Нет, брат-солдат, это люди барона, – ответил Волков. Он окончательно убедился, что шанс победить этих людей в бою у них не было. Не смотря на то, что они без доспехов, не смотря на то, что они чуть пьяны, они зарежут всех за минуту.

      «Сначала коннетабля, который стоит, разинув рот и выпучив глаза, он и мечем взмахнуть не успеет. Затем один займется мной, а остальные быстренько зарежут двух деревенских вояк, а потом всё… Мне конец, – думал Волков, – надо отсюда убираться».

      Подтверждая его мысли, щербатый зашел справа, с той стороны, где нет щита, и встал в трех шагах.

      – А-а, так это люди барона, – произнес ламбриец в кожаной рубахе. – Что-то мало у барона людишек.

      – Так это не все, – ответил Волков.

      – Ах, не все? А ты, брат-солдат, случайно не коннетабль?

      – Нет, коннетабль он, – кивнул Волков на мальчишку. – Знаете,