Рябиновые бусы. Марина Валерьевна Данилова

да и годков-то тебе уж под тридцать. Пора милок, пора.

      И хотел было уж Арсений молодую жену в дом привести. Миловидной, румяной дочке колхозного кузнеца Груне сильно люб он был. И со свадьбой почти что уж сговорились. Да и с новым домом председатель помочь обещал. Вот только как-то на вечерней зорьке пошел Арсений к речке, наклонился над ракитовым кустом, смотря на воду, а оттуда, словно из глубины души своей, глянули на него васильково-родниковые глаза. И всё. Будто молния в голове сверкнула. «Что я делаю? Зачем? Ведь не люба же мне Груня! Василинку не могу забыть! Видно, однолюб я».

      Так и шел год за годом. Вёсна сменяла зиму, лето подгоняло осень, та снова торопила зиму, а потом опять приходила новая весна…

      Шел сорок первый год.… Это была тридцать вторая весна в жизни Арсения.… И была эта весна ранней, удивительно буйной. Пышно цвела черемуха, наливались белыми и лиловыми гроздьями ветки сирени, проклевывались первые нежные листики белоствольных берез. Терпкий, дурманящий запах молодого сосняка и ельника пьяно кружил голову.

      Светлым пахучим майским вечером Арсений вышел из избы бабки Акулины. Целый день с ним творилось что-то непонятное: сердце то сладостно щемило, то неслось огромными бешеными скачками, то словно проваливалось куда-то. Пройдя кривые извилистые улочки села, Арсений вышел к Никольской церквушке, а дальше ноги будто сами привели его к двум памятным раскидистым березам. Словно очнувшись от какого-то хмельного наваждения, Арсений поднял голову и, казалось, прирос к земле… У берез, горячо обняв их руками, припав к ним щекой, стояла Василиса. Через мгновение взгляды их встретились, но мгновение это показалось Арсению вечностью… «Вот так бы всегда стоял и смотрел в эти родные васильковые глаза, такие бездонные и такие отрешенные».

      – Ну, здравствуй, Арсюша! – первой заговорила Василиса.

      – Здравствуй, – с трудом шевеля непослушными губами, вымолвил Арсений.

      – Давно я жду тебя, Арсюша. Заждалась совсем.

      – Давно? – удивленно переспросил Арсений.

      – Да который уж годик. В день, когда сирень полностью распустится. Ты же помнишь ту нашу первую встречу, – с кроткой печалью в голосе грустно молвила Василиса. – Что же ты так долго не шел, Арсюша?

      – Не мог я. Не мог, Василисушка. Ведь с мальчонкой вернулась ты. Поверил я тогда бабьим сплетням.

      – Поверил.… Посмотри на меня, Арсюша.… А сейчас, сейчас ты веришь? – глядя на Арсения чистыми распахнутыми глазами, спросила Василиса.

      – Нет. Тебе верю, Василиса, тебе одной!

      – Как же ты мог, Арсюша? Как ты мог поверить, будто я предала нашу любовь?! Ладно… Чего уж теперь об этом.… Ведь столько времени с той поры утекло…

      « Да, время прошло, а ты будто и не меняешься, – подумал Арсений, – все та же стать, юное чистое лицо, тяжелая пшеничная коса, перекинутая на высокую грудь».

      – Простишь ли ты меня, Василисушка? – тревожно спросил

      Арсений.

      – Давно