Собрание сочинений. Том 3. 1961–1963. Аркадий и Борис Стругацкие

меня за обман. Я не историк. Я просто дезертир. Я сбежал к вам, потому что хотел спастись. Вы этого не поймете. У меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь. А вы возвращайтесь на Саулу и делайте свое дело, а я уж доделаю свое. У меня еще целая обойма. Иду. Прощайте. Ваш С. Репнин.

      – Слушай, он совсем больной, – сказал Вадим растерянно. – Бежим его искать!

      – Посмотри на обороте, – сказал Антон.

      Вадим перевернул листок. На обороте большими корявыми буквами было написано:

      Господину рапортфюреру обершарфюреру СС господину Вирту от блокфризера шестого блока заключенного N 658617

Донесение

      Настоящим доношу, что по собранным мною наблюдениям, заключенный N 819360 не является уголовным по кличке «Саул», а есть бывший бронетанковый командир Красной Армии Савел Петрович Репнин, взятый в плен немецкой армией еще под Ржевом в бессознательном состоянии. Указанный N 819360 есть скрытый коммунист и безусловно вредный для порядка человек. Он мною уличен, что готовит побег и участвует в той группе, про которую я вам доносил в донесении от июля сего 1943. И еще настоящим доношу, что они готовятся…

      На этом текст обрывался. Вадим уставился на Антона.

      – Не понимаю, – сказал он.

      – Я тоже, – тихо сказал Антон.

      Яркий свет упал на поляну. Над «Кораблем» медленно снижался санитарный «Огонек».

      – Объясняйся с врачом, – сказал Антон с неопределенной усмешкой, – а я пойду и свяжусь с Советом.

      – Что же я ему объясню? – пробормотал Вадим, глядя на клочок бумаги.

      Заключенный N 819360 лежал ничком, уткнувшись лицом в липкую грязь, у обочины шоссе. Правая рука его еще цеплялась за рукоятку «шмайссера».

      – Кажется, готов, – с сожалением сказал Эрнст Брандт. Он был еще бледен. – Мой бог, стекла так и брызнули мне в лицо…

      – Этот мерзавец подстерегал нас, – сказал оберштурмфюрер Дейбель.

      Они оглянулись на шоссе. Поперек шоссе стоял размалеванный камуфляжной краской вездеход. Ветровое стекло его было разбито, с переднего сиденья, зацепившись шинелью, свисал убитый водитель. Двое солдат волокли под мышки раненого. Раненый громко вскрикивал.

      – Это, наверное, один из тех, что убили Рудольфа, – сказал Эрнст. Он уперся сапогом в плечо трупа и перевернул его на спину.

      – Крайценхагельдоннерветтернохайнмаль, – сказал он. – Это же портфель Рудольфа!

      Дейбель, перекосив жирное лицо, нагнулся, оттопырив необъятный зад. Дряблые щеки его затряслись.

      – Да, это его портфель, – пробормотал он. – Бедный Рудольф! Вырваться из-под Москвы и погибнуть от пули вшивого заключенного…

      Он выпрямился и посмотрел на Эрнста. У Эрнста Брандта было румяное глупое лицо и черные блестящие глаза. Дейбель отвернулся.

      – Возьми портфель, – буркнул он и горестно уставился вдаль, где над лесом торчали толстые трубы лагерных печей, из которых валил отвратительный жирный дым.

      А заключенный N 819360 широко открытыми мертвыми глазами глядел в низкое серое небо.

      Далекая Радуга