Ермак. Том I. Евгений Александрович Федоров

татарские шаровары, сапоги сафьяновые, а на поясе сабелька. Взглянул на нее атаман, признал булатную:

      – Побратимом со Степаном стал?

      – Другом на всю жизнь! – твердо ответил Ермак.

      – Добро! – похвалил атаман. – Степанка – казак отменный, храбрый! Как, станичники, решим? Любо ли?

      – Любо, любо! Только дорожку гладить ему! – закричали озорные казаки.

      Ермак чинно поклонился и неторопливо сказал:

      – Бочку меду самого крепкого ставлю.

      – Любо, любо!

      – Есть ли еще чего? – громко выкрикнул атаман.

      – И еще есть, – твердо сказал Ермак и, оборотясь к толпе, глазами нашарил Уляшу, подмигнул ей. Вышла в казачий круг полонянка, как тополь стройная, походкой степенная. На смуглом лице яркий румянец. Глаза светились горячими огнями. Атаман и казаки залюбовались девкой.

      – Хороша, орлица! – похвалил атаман. – Ну, кланяйся честному народу да молись богу! Как звать?

      Ермак выступил вперед и, возбужденный радостью, объявил:

      – Уляшей, Ульяницей зовут.

      – Хорошее имечко, – одобрил стоявший рядом бородатый станичник. – Пусть молится.

      Полонянка растерянно оглянулась и опустила глаза.

      – Черкеска или татарка, аль, может, и совсем цыганка, где ей молитвы наши знать! Молись, горячая, своему богу! – закричали в толпе.

      Но Уляша и своему богу не умела молиться. Вслед за Ермаком она помахала рукой, делая неуверенно крестное знамение, поклонилась своему будущему хозяину, как учили ее соседки.

      Ермак расправил густую бороду и, по казачьему обычаю, накрыв полой Уляшу, сказал:

      – Будь же ты моею женой!

      Невеста упала жениху в ноги и весело отозвалась:

      – Коли так, будь и ты моим желанным мужем!..

      На этом все и окончилось. Выкатили бочку пенного меда, и на майдане сильней зашумели казаки. Откуда ни возьмись, вперед протиснулся Брязга, тряхнул серьгой и весело запел, притопывая каблуками:

      При долинушке

      Вырос куст калинушки.

      На этой на калинушке

      Сидит соловейко,

      Сидит, громко свищет.

      Под неволюшкой

      Сидит добрый молодец.

      Сидит, слезно плачет…

      Ермак понял намек: загрустили о нем товарищи-друзья – прилепился к полонянке. Он тряхнул курчавой головой и крикнул:

      – Заводи веселую! Товариство николи не забуду! Казаку без драки дня не прожить! Айда-те, молодцы, к бочонку за ковш!..

      Стал Ермак станичником и мужем полонянки. Хоть никто их не венчал, но слово перед народом дали, а ему, этому слову, крепость нерушимая.

      Хмельной, он вернулся с площади и всю ночь ласкал свою жену, в глаза ей глядел и обнимал до хруста в костях. Радовалась она его великой силе, зарывалась лицом в курчавую бороду и все шептала:

      – Милый, желанный мой! Смерть мне слаще разлуки, не покидай меня!

      Однако на другой день, лишь только звезды стали гаснуть и месяц побледнел, Ермак покинул брачное ложе и быстро обрядился в путь-дорогу – в свой первый