Асимметрия. Антон Евтушенко

подтянул рюкзак, нервно уминая в вспотевшую ладонь широкую заплечную лямку.

      – Ты не один? – озарила меня догадка. – Там кто? Тата? Вы что, помирились?

      – Гля, любопытный! – Синоптик пресёк мои попытки заглянуть внутрь. Через дверную щель он просочился в коридор, загораживая собой, как живым щитом, проход. Частично запахнутый банный халат с рюшами открывал пикантную подробность – ситцевые синие трусы архаичного фасона. В подобном облачении Синоптик смахивал на форменного фетишиста.

      – Слушай, сосед, ты всё отлично сечёшь! Вот как раз сейчас мы миримся. По-дружески, исчезни на часок, а?

      – Вы можете мириться где-нибудь в другом месте?

      – Я честно, в гости к ней напрашивался! Веришь-нет? – Синоптик понизил голос до шёпота. – Намекал всячески. Мои намёки интерпретировали верно. Сказали, на самоубийцу вроде не похож.

      – В смысле?

      – В смысле, к Тате нельзя! Папашка ейный мне уши бантом завяжет, если узнает с кем дочь крутит шуры-муры. Так что у нас всё на правах анонимности.

      Я обругал его козлиной. Меня жутко раздражало его шапкозакидательское настроение. С чего он вообще решил, что с девушкой поступать так позволительно, а после ещё идти на мировую. А может, я был раздражён острой нехваткой собственной уверенности, чтобы вломиться в комнату и в наглую занять свою кушетку. Организм, разболтанный инфекцией, отчаянно паниковал при мысли, зацикленной на перспективе встречи с Татой. Мысль усугублялась, плутая воспоминанием. Устав спотыкаться об электрическую змейку, ювелирным серебром опутавшую раковину уха, о глаза-маслины с винным туманом окраинных белков, о филированную чёлку, зубчиками выгрызающую домики бровей, я сатанел от предельной неясности, не в силах решить мучавшую меня жизненно важную задачу. Заниматься самокопанием сейчас хотелось меньше всего, да и возражать особых сил не было. Я развернулся и заковылял прочь.

      – Стой! – окрикнул меня Синоптик и скрылся за дверью. Через пару мгновений появился снова. В руках он держал портмоне с тиснёным узором в виде ковбойской шпоры. Вытряхнув из кожаной утробы бумажника несколько купюр, протянул их мне. – Возьми-ка, а! Попей пивка, поиграй в шахматы со стариками в парке!

      – Совсем… да?

      – Ну, что ты кобенишься, как упрямый ишак под забором? Дают – бери, бьют – беги. Такая, знаешь, нехитрая житейская мудрость. По жизни пригодится!

      Синоптик не стал дожидаться, пока я облачу туманные мысли в готовые предложения: запихнул деньги в мой карман и быстро просочился обратно за дверь, на прощание оттопырив большой палец в согнутом кулаке.

      – Сам… ишак! – запоздало крикнул я через дверь, когда замок уже отсчитал два оборота.

      Единственное прибежище, способное принять меня без условий и обязательств, была кухня. Но едва эта мысль укрепилась в голове, зацепившись нейронными связями за извилину, отвечающую за опорно-двигательный аппарат, с лёгким хлопком, похожим на жидкое одиночное рукоплесканье,