Позволь мне солгать. Клер Макинтош

не нужно объяснять мне, насколько абсурдно это звучит.

      – Может быть, она пыталась спастись от кого-то. Считала, что лучше покончить с собой, чем позволить кому-то убить себя. Только она не смогла пойти на самоубийство, и, когда священник думал, что спасает ее, на самом деле он толкал ее прямо к…

      Я осекаюсь. Жалость во взгляде Лоры невыносима.

      – К кому?

      Элла проснулась, она гулит в качалке и сует кулачок в рот.

      – Кто убил ее, Анна? Кто мог желать Кэролайн смерти?

      Я прикусываю губу.

      – Не знаю. Один из тех идиотов, которые винят окружающих в том, что сломалась машина…

      – Как те идиоты, которые присылали анонимные записки после смерти твоего отца?

      – Вот именно! – Я торжествую, думая, что она подтвердила мою точку зрения, но затем вижу выражение ее лица, и каким-то образом оказывается, что права она.

      Гуление Эллы сменяется громкими криками, и я вынимаю малышку из качалки и прикладываю к груди.

      – Ты только посмотри на себя – настоящим специалистом в этом вопросе стала. – Лора улыбается.

      В самом начале я могла кормить грудью только в одном кресле, особым образом разложив вокруг подушки, и при этом мы должны были оставаться в комнате одни, чтобы ничего не отвлекало Эллу от еды. Теперь же я могу покормить малышку, поддерживая ее одной рукой. И стоя, если приходится.

      Но я не позволяю Лоре сменить тему разговора. Она задала правильный вопрос. Кто желал бы маме смерти? Некоторые продавцы машин, с которыми мои родители и Билли пересекались, не скрывали, что занимаются темными делишками. Может, смерть мамы и папы стала результатом неудачной сделки?

      – Ты поможешь мне разобрать вещи в мамином и папином кабинете?

      – Сейчас?

      – А что, не получится? Тебе уже пора идти?

      Если Лора не поможет мне, я сама этим займусь.

      Или, быть может, причиной всему стала страсть мамы к общественным протестам? Помню, я была еще подростком, когда мама участвовала в движении за запрет экспериментов над животными в Брайтонском университете и в результате из-за своей агитационной деятельности начала получать огромное количество писем с угрозами от сотрудников университета и членов их семей. Не помню, чтобы в последние годы она участвовала в каких-то серьезных протестных акциях, был только какой-то протест по поводу незаконных строительных работ и петиция за ремонт велодорожек. Но, может быть, в ее кабинете я найду что-то о других ее акциях.

      – Нет, я не в том смысле… Я хотела сказать, ты уверена, что хочешь заняться этим прямо сейчас?

      – Лора, ты весь год меня пилила, чтобы я разобрала эти вещи! – напоминаю.

      – Ну, просто глупо работать за кухонным столом, когда ты могла бы обустроить себе отличный кабинет. И вовсе я тебя не пилила. Хотя я действительно считаю, что это принесло бы тебе облегчение, что бы там ни говорил Марк.

      – Ну, Марк этим на жизнь зарабатывает, знаешь ли, – как можно мягче отвечаю я.

      – Что хорошего в том, чтобы запереть комнату и притворяться, будто ее и вовсе нет?