Земные праздники. Александр Радашкевич

заедая жгучую гадость

      вчерашним беляшом аль

      пирожком с варением надежды,

      наблюдая обратные телодвижения

      тех, кто тревожен

      железнодорожно, прощаясь

      в дождик с распоследним

      другом, хромым блохатым

      кобельком, везомым мимо,

      на живодёрню, из края встреч

      и расставаний, где никогда

      ничего никому не сберечь

      из того, что чего-то стоит.

      В самом деле, лучше бы

      спиться, пусть на Финляндском,

      пусть на Балтийском,

      не наблюдая табель запретов,

      не мостясь в любезных невозможностях

      снедаемой за завтраком тоски, плача

      от ветра и мокрых поездов,

      отбывающих с пятой платформы

      в Невдубстрой со всеми

      остановками, простившись

      утром с распоследним другом,

      шевелящим обрубком хвоста

      в манной каше смердящих

      туманов на оставляемом

      нами перроне. Но это

      легко сказать.

2009

      Из глубины

      И поднялся ветер от Господа…

Числ., 11:31

      Из глубины, от праха стёртых мостовых,

      из-под холста размытых горизонтов, где

      моросит предательская мгла, где красный

      змей залёг под красным камнем, а мох

      зелёный скрыл зелёной змейки взгляд,

      мне возвращается всё то, чего… мне

      улыбаются все те, кого… Священный

       и страшный и благословенный лес.

      Каскадом радужным на рубежах немого

      лета мне возвращаются лета над

      подоконником, у форточки, куда втекает

      ветерок зазвёздный, и ожидание себя

      из шороха обугленных минут, из

      плаванья за раму синих вздохов…

      Видевший бесконечное не потеряется

      в конечном. Ибо нет бесконечного леса.

      Мне возвращаются из взора паруса –

      из глубины, из прорвы, de profundis,

      по волнам тополиного бурана те

      мушкетёры в лазурных реющих плащах

      домчат туда, где ало он пламенеет,

      «Ангел последний», прилаженный

      рукой родною на отрывном календаре…

      И шорох переползёт тропу твою.

      Всё понятное непонятно. И всё объяснённое

      необъяснимо. Из глубины, под шапито

      провислых горизонтов, за шёпотом

      стирающих дождей он расцветёт, тот цвет

      долинный, над подоконником – из праха

      тишины, у форточки, куда втекает…

      Так задумывай просто. Ибо всё просто.

      Всё прекрасно прекрасномысленное.

      Говорил это Рерих. Примите.

2009

      Позывной

      Осень завесила все зеркала и налила

      простоквашею дали. Брат, столько лет

      сопутствовавший мне, ты укутался

      в небо, как в детстве, не забыв

      подоткнуть под бока и под плечи,

      в тех обещанных антикраях, где ни-ни:

      ни болезни тебе, ни печали и ни

      воздыхания.

      Молчит