Цепь событий. Мария Ватутина

ни о красавцах.

      Повернута на мерзавцах…

      Скажи ему, что у меня диагноз…

                                                     в общем, будет чем насладиться:

      Если вижу мерзавца, не могу не влюбиться.

      Хроменький, он войдет в прихожую, в январском дыму.

      А я ему обойму.

      По-русски его защищу от американских гадин,

      Не понимающих, как он, в сущности, травояден,

      Я по щетине его проведу рукою: вжить-вжить.

      И станем мы жить.

      Он меня подлечит, я его исцелю по полной.

      Он у меня забегает лучше российской футбольной сборной.

      Миленький Санта, в России нас лечит – бег.

      Побежит и Грэг.

      Как же я люблю его подначки, его примочки,

      Эти его ночевки в морге, просверленные височки,

      Внезапные вырывания капельниц из вен и кровавый пот.

      Как заводит это простой народ.

      Как не хватает этого в жизни обычной бабы.

      Лимфомы, бластомы, почки, мозги. Хотя бы

      Взять шестой сезон, где Хаус вскрывает себе бедро.

      От него исходит добро!

      Санта Клаус, познакомь меня с этим мужчиной.

      Знаю, Хаус меня полюбит со всей моей мертвичиной,

      Вскроет брюшину, пройдется по мозжечку.

      Сохну я по этому мужичку.

      Сдохну, если не увижу его на Рождество или на Новый год.

      Всё отдам за его диагностику и подход:

      Кровь менять – меняй, вскрывай черепную коробку.

                                                                                         Блажь, но

      После этого ж и умирать не страшно.

      21 января

      В Мавзолее праздник, годовщина, так сказать.

                                                                     Январь. И нетопырь,

      мумия в костюме, как мужчина, ждет меня,

                                                                     как женщину, на пир.

      Тридцать лет и три неполных года я жила с ним,

                                                                                 думала что он

      вечен, что вокруг и есть свобода, детство,

                                                        юность, комсомольский гон.

      Было мне задорно и престижно,

                                                       что среди номенклатуры всей

      мой-то – в устном творчестве и книжном —

                                                       самый человечный из людей.

      Если посылал он на картофель, целину ли БАМ, еще куда,

      этот чистый мускулистый профиль возбуждал

                                                                      как больше никогда.

      Я под ним и чистилась, и млела, и имела точный идеал

      мужа, потому и не сумела жизнь сложить,

                                                                    как доктор прописал.

      Вот вхожу. Ах, что с тобою стало!

                                                          Кто