Хасинто. Книга 1. Марина Аэзида

прийти сюда, потренироваться.

      Хасинто промолчал. Не говорить же, что в воде ему не нравится. Умение плавать – одно из рыцарских доблестей, а любое умение нужно тренировать хотя бы изредка.

      Он отпустил жеребца – тот сразу двинулся к воде и, пристроившись рядом с Эстреллой, принялся пить. Хасинто же встал поодаль от сеньора, за его спиной. Восхищаться красотами долины уже наскучило, и душу снова оплели тревожные сомнения.

      Он хмурился, кусал губы в попытках вспомнить, что вчера случилось. Бесполезно. В голову ничего не приходило, и его разрывали два противоречивых желания: выяснить у сеньора подробности – и не выяснять их. Никогда. Ни за что. А то стыда не оберешься. Да и ни к чему доставлять Иньиго Рамиресу такое удовольствие.

      С другой стороны, разве рыцарь не должен смотреть в лицо своим страхам и отвечать за свои дела? А значит, все-таки нужно собраться с духом и спросить. И, если что, повиниться. Главное, решить когда: сейчас или на обратном пути. Пожалуй, лучше сразу, пока не передумал, пока малодушие не взяло верх. Только бы не лепетать, словно дитя, а говорить с достоинством, спокойно и неторопливо, как подобает инфансону.

      Пока Хасинто решался, сеньор, кажется, забыл, что не один. Стоял вполоборота у самой кромки воды и глядел на скалы.

      – Дон Иньиго… – протянул Хасинто. – Позвольте сказать… спросить…

      Mierda! Он все же произнес это тихим, робким, даже молящим голосом. К счастью, сеньор вроде не услышал – даже головы не повернул.

      – Дон Иньиго! Дозвольте мне сказать, – вот, теперь то, что надо.

      Де Лара обернулся, рассеянно потер подбородок. Наконец ответил:

      – Да, я слушаю, говорите.

      – Мой дон, я, увы, не знаю… не помню, что вчера натворил. Но смиренно прошу простить мое… поведение.

      На лице сеньора одновременно отразились растерянность и странная веселость.

      – А что такого вы натворили, мой друг? Ну, задремали, когда я о последнем походе на мавров рассказывал. Увлекся, признаюсь, на вас и не смотрел. Это потом уж заметил, что ваша голова на столе покоится. Я и до этого, конечно, догадывался, что хуглар, странствующий певец, из меня никудышный, – он усмехнулся. – Вы убедили меня в этом окончательно.

      У Хасинто на душе полегчало. Выходит, он всего лишь уснул, а не предался греху пьянства. Правда, и это не очень хорошо – он показал себя неучтивым.

      – Прошу извинить… я не хотел…

      – Прекратите, Гарсиас! – прикрикнул сеньор. – Я уже говорил: неудивительно, что вас разморило. А в том, что я рассказчик дурной, вашей вины тем более нет.

      Он смотрел на Хасинто, почти не моргая. Этот требовательный, словно ждущий чего-то взгляд оказалось непросто выдержать. Так и подмывало отвести глаза или уставиться под ноги. Все же он выдержал. Будто в награду, сеньор первым отвернулся и махнул рукой на скалы.

      – Посмотрите туда! Видите? Темное пятно – там, у самой вершины?

      Иньиго Рамирес вытянул указательный палец и очертил неясный силуэт. Что нужно увидеть, Хасинто не понял. Пятно как пятно – то ли бурое, то ли серое. Какого ответа ждет сеньор,