Собрание сочинений. Том 2. 1960–1962. Аркадий и Борис Стругацкие

она не трогает, – пояснил Опанасенко.

      – Ах да, правда.

      – Остается пустяк, – проворчал Новаго. – Узнать, когда она прыгнет.

      – А вы это заметите, – сказал Опанасенко. – Мы начнем палить.

      – Интересно, – сказал Мандель. – Нападает она на мимикродонов? Когда они стоят столбиком, знаете? На хвосте и на задних лапах… Да! – воскликнул он. – Может быть, она принимает нас за мимикродонов?

      – Мимикродонов не стоит выслеживать и нападать на них именно справа, – сказал Опанасенко немного раздраженно. – К ним можно просто подойти и есть – с хвоста или с головы, как угодно.

      Через четверть часа они снова пересекли колею и еще через десять минут другую. Мандель замолчал. Теперь он не вынимал правую руку из кармана.

      – Минут через пять она прыгнет, – напряженным голосом сказал Опанасенко. – Теперь она справа от нас.

      – Интересно, – тихонько сказал Мандель. – Если идти спиной вперед, она тоже прыгнет справа?

      – Да помолчите же, Лазарь Григорьевич, – сказал сквозь зубы Новаго.

      Она прыгнула через три минуты. Первым выстрелил Морган. У Новаго зазвенело в ушах; он увидел двойную вспышку выстрела, прямые, как лучи, следы двух трасс и белые звезды разрывов на гребне бархана. Секундой позже выстрелил Опанасенко. Бах-бах, бах-ба-бах! – гремели выстрелы карабинов, и было слышно, как пули с тупым треском рвутся в песке. На мгновение Новаго показалось, что он увидел оскаленную морду с выпученными глазами, но звезды разрывов и трассы уже сместились далеко в сторону, и он понял, что ошибся. Что-то длинное и серое стремительно пронеслось невысоко над барханами, пересекая гаснущие нити трасс, и только тогда Новаго бросился животом в песок. Тах, тах, тах! – Мандель стоял на одном колене и, держа пистолет в вытянутой руке, торопливо опустошал обойму куда-то в промежуток между Морганом и Опанасенко. Бах-ба-бах, бах-ба-бах! – гремели карабины. Теперь Следопыты стреляли по очереди. Новаго увидел, как длинный Морган на четвереньках вскарабкался на бархан, упал и плечи его затряслись от выстрелов. Опанасенко стрелял с колена, и белые вспышки раз за разом озаряли огромные черные очки и черный намордник кислородной маски.

      Затем наступила тишина.

      – Отбили, – сказал Опанасенко, поднимаясь и отряхивая песок с колен. – Вот так всегда: если вовремя открыть огонь, она прыгает в сторону и удирает.

      – Я попал в нее один раз, – громко сказал Гэмфри Морган. Было слышно, как он со звоном вытащил пустую обойму.

      – Ты разглядел ее? – спросил Опанасенко. – Да, он же не слышит.

      Новаго, кряхтя, поднялся и посмотрел на Манделя. Мандель, завернув полу дохи, втискивал пистолет в кобуру. Новаго сказал:

      – Ну знаете, Лазарь Григорьевич…

      Мандель виновато покашлял.

      – Я, кажется, не попал, – сказал он. – Она передвигается с исключительной быстротой.

      – Оч-чень рад, что вы не попали, – с сердцем сказал Новаго. – Здесь было много мишеней!

      – Но