Солнышко лесное. Викторианские истории (сборник). Виктория Габышева

похожий на кудахтанье звук: свекровь смеялась.

      Семен пришел ночью пьяный. Впечатав в ковер прихожки грязные следы неснятых сапог, разлегся в кухне прямо на полу и в первый раз захрапел мощно, с присвистом.

      Утром бабка почувствовала себя хуже. Супруги встретились у ее кровати, пряча друг от друга глаза и, не сговариваясь, начали делать каждый свое: Нина смазала старухины пролежни, посидела с ней, помыла комнату, Семен сварил обед и поиграл с Семкой. Отвлекаясь, Нина со стесненным сердцем убегала в соседнюю комнату, где маму ждало оранжевое чудо, на редкость жизнерадостное и активно пачкающее пеленки. Семен к ребенку не подходил…

      – Отмучилась, – говорили тихие старушки в черном, бабкины подружки, сменяя друг друга у изголовья усопшей. Бабка лежала спокойная и светлая, с умиротворенностью на суровом лице.

      После поминок муж буркнул:

      – Ухожу я.

      Вихрем взметнулись Нинины мысли: броситься на грудь, заплакать, задержать или… Или запереть дверь, выбросить ключ в форточку, объясниться… Но в чем?

      Нина лишь холодно кивнула.

      Семен обнял ничего не понимающего сынишку и зачем-то в первый раз зашел в комнату к девочке, которую Нина назвала Анастасией в честь бабки. Долго смотрел на рыжие вихры и улыбнулся в ответ, когда Настенька вдруг улыбнулась ему беззубо и беззащитно…

      Потянулись дни, похожие один на другой. Пеленки, горшки, у сына ветрянка, потом ветрянка у дочки… И только ночью, когда дети наконец-то засыпали, Нина беззвучно плакала, зажав зубами угол подушки.

      На сороковины Семен пришел осунувшийся, сел в углу как чужой, спросил, где сын. Выздоровевшего Семку Нина отвела к соседке.

      …Захлопнулась дверь за последним гостем. Потоптавшись у дверей, муж бросил шапку наземь:

      – Все! Не могу без вас. Тебя прощаю, девочку буду любить, как свою.

      Нининых объяснений он не стал слушать.

      Летом решили переехать на дачу – квартира нуждалась в ремонте. Семен собрался передвинуть шкаф, возле которого стояла когда-то бабкина кровать, и на пол слетел застрявший между мебелью и стеной лист бумаги.

      «Семен! – словно с того света обращалась к сыну покойница. Почерк был неровный, буквы клонились книзу. – Я не говорила тебе о своей настоящей матери, твоей бабушке. Она меня не воспитывала, отдала в семью брата, и увидеть вживую мне ее так и не довелось. Уехала куда-то за моим отцом и сгинули оба. Рассказывали, что была красавица. Все наши темные, и мы с тобой тоже, а она была рыжей, как твоя дочь. Погляди на фотографию. Вот где порода-то выстрелила. Так что Нину ни в чем не вини».

      Какая фотография, где?!

      Семен с грохотом развернул шкаф и поднял с полу пожелтевший снимок, с которого весело и ясно глянула на него Настенька, какой она будет лет через двадцать.

Спаси и сохрани

      Юлька еще во сне услышала плач. Слабый и жалобный, он бил по нервам, как смычок по натянутым струнам. Она успокаивающе провела ладонью по животу, нащупала кнопку ночника. Брызнул и разлился по