Ловец. Надежда Мамаева

лузгать их, сплевывая шелуху в кулак. Лишь когда посудина сделала хоть и плавный, но внушительный крен, одна из них крикнула в капитанский отсек:

      – Эй, полегче там на поворотах! Меня, между прочим, дома семь детей и муж ждут!

      На что ей тут же каркающе отозвался старик:

      – Ха, и эта женщина кричит об осторожности!

      – А ты не завидуй, пенек замшелый, – не осталась в долгу бабища.

      Не знаю, до чего бы дошло, но именно в этот момент капитан объявил: «Галерный двор!», – и я поспешила покинуть батискаф.

      Торопилась. Буквально бежала по нижней, придонной, как ее называли в обиходе, верфи. Мимо стапелей, мимо снующих рабочих, дымящих паровых котлов и бухт каната, что выше моего роста.

      Входная дверь. Узкий, но чистый коридор и ступеньки. Много ступенек. Я практически задыхалась, мечтая лишь об одном: поскорее бы увидеть мужа.

      Дверь в приемную была не заперта, а вот секретарши почему–то на месте не оказалось. Но мне на это было наплевать. Я уже потянулась к массивной латунной ручке, чтобы войти в кабинет Грега, как услышала:

      –… милый, ну сколько мне еще ждать? Ты обещал, что женишься на мне этим летом. И вот оно уже на исходе, еще пара дней – и осень…

      Шуршание ткани и влажные звуки, словно кто–то решил высосать сок из перезрелого помидора, прокусив кожуру.

      – Кларисса, я не отказываюсь от своих слов. Подожди еще чуть-чуть….

      Прерывистое дыхание и вновь шелест ткани.

      – Но та болезненная моль, которую ты по ошибке называешь женой, все же носит твой обручальный браслет.

      Скрип лакированного дерева, царапающий уши.

      – Благодаря этой серой моли у нас с тобой вскоре будет состояние. Потерпи еще немного…

      Шлепающие звуки. Ритмичный скрип. Я лишь приоткрыла дверь, но и того, что я увидела, было достаточно.

      Белокурые волосы, разметавшиеся по письменному столу, ноги в чулках, обхватившие поясницу Грега, который стоял со спущенными штанами – картина казалась столь нереальной, что меня будто парализовало.

      А эти двое так увлеклись друг другом, что не заметили чуть скрипнувшей двери. Я плотно закрыла ее, стараясь отгородиться от увиденного. Хотя бы этим покрытым лаком деревом, если уж мысленный заслон не поставить. Слезы, которые не выплакала по дороге к мужу, полились ручьем.

      Кто сказал, что самое сильное горе захлебывается в вое и рыданиях? Ложь. Беззвучные слезы – вот спутники отчаяния и боли, идущих из глубины души.

      Перед глазами все плыло, когда я спускалась по лестнице. Туман застил глаза, а я искренне сожалела, что не умерла сегодня утром. Жить с пониманием предательства казалось гораздо тяжелее, чем вытерпеть пару мучительных секунд смерти.

      Я поравнялась со строительными лесами, когда Престололикий услышал мои мольбы. Раздалось громогласное: «Па–а–аберегись» и сквозь пелену, что застила глаза, я увидела, как на меня падают здоровенные жерди.

      ***

      Теодор Ронг

      – Сегодня день испытания,