Ловец. Надежда Мамаева

свою помятую корму и ржавый винт из барьера и гордо завис в воздухе, не доставая пузом до горбылей причала три фута.

      Я лишь кивнула и, как робот из витрины «Магии механизмов от Джуди Роу», тяжелыми деревянными шагами двинулась в указанном направлении.

      Пассажирский батискаф, что отходил к верфям, был неказист, широкобрюх и настолько ржав, что рыжины на его обшивке было больше, чем бирюзовой краски. Боковые винты, что виднелись по ту сторону барьера, неспешно вращались. Зато у такой раритетной посудины имелось одно неоспоримое преимущество: скорость на ней, наверняка, просто не чувствуется (сколько ни подгоняй элементаля в двигателе).

      Плачевный вид батискафа объяснялся просто: он был для рабочих. Простых трудяг, что каждое утро спешат на верфи, а потом глубокой ночью добираются до окраин столицы. К чему им переплачивать за комфорт спозаранку? Ведь в предрассветный час, когда глаза еще с прищуром смотрят на мир, а дрянной, повторно сваренный кофе (он же – оружие массового воскрешения), еще не пробудил организм ото сна, изыски интерьера ни к чему. Главное, чтобы посудина не развалилась в воде, а все остальное – мелочи жизни.

      Когда я подошла к судну, капитан уже закрывал люк.

      – Подождите! – Голос сел, и крик больше походил на шипение.

      – Сюда? – с сомнением уточнил худой как щепка капитан, опираясь на костыль.

      – Да, мне нужно во что бы то ни стало попасть на верфи.

      – Четверть фунта, – безучастно озвучил мзду капитан. Он, в отличие от первого, указавшего мне эту посудину, плевать хотел на внешний вид и состояние леди.

      И тут я вспомнила, что у меня с собой нет не только ни одного никелированного фунта, но даже и бронзового пенса.

      Капитан, заметив мою растерянность, прошелся взглядом, как наждаком, от мысов туфель–лодочек, испачканных в крови и грязи, до растрепанной макушки, а потом выдал:

      – Но если денег нет, то могу взять браслетом.

      Я посмотрела на свое запястье. На нем, поверх посеревшей лайкры, красовалась золотая вязь фамильного украшения, оплетавшая рубины. Цена этого обручального браслета равнялась стоимости сотни таких батискафов, но сейчас деньги не имели для меня никакого значения. Единственная мысль, благодаря которой я еще держалась на ногах – это увидеть Грэга. Поэтому я, не торгуясь, сняла браслет и протянула капитану. Тот поднял украшение над головой, так, что солнечные лучи заиграли в драгоценных камнях на свету, и удивленно протянул:

      – Настоящие… А я то думал: стеклярус зачарованный…

      Впрочем, жадность тут же взяла в его душе верх над порядочностью. Прикинув в уме сумму, попавшую к нему в руки, капитан не поспешил отсчитать «сдачу». Нет. Он положил украшение в нагрудный карман и, похлопав тот ладонью для верности, сварливо осведомился:

      – А куда именно на верфи вас доставить?

      Видимо, крюк в обход установленного для рейсового батискафа курса в понимании капитана окупал излишне щедрую плату.

      – Галерный двор, – я обхватила себя руками.

      Мне было холодно