Память. Елена Крюкова

была – а сила. Не любовь – а жалость.

      Как вкусна вода из баков железнодорожных!

      Близ гостиниц – вой собаки – отсветом острожным…

      Сколько раз – в подушку криком: эх, судьбу узнать бы!..

      Вот – сияю ярким ликом. Дожила до свадьбы.

      Серьги – капельками крови. Дрожу, как синица.

      Сколько было всех любовей, – может, эта – снится?!

      Вспомню: боль… Пиджак на стуле… Писем вопль упорный…

      В самолетном диком гуле – плач аэропортный…

      Рюмки на снегу камчатном ягодами светят.

      Сойкой в форточку влетает резкий зимний ветер.

      Только счастья нам желают, нашу бьют посуду,

      Только я тебя целую, все не веря чуду!

      И когда средь битых чашек нас одних оставят —

      Наши прошлые страданья ангелы восславят.

      РАХИЛЬ И ИАКОВ

      Пусть все – гульба и голытьба.

      Пусть выпита дыханий бездна.

      Твое дыхание – судьба

      И свет небесный.

      Приблизь лицо, упоено.

      Я – родинка на теле люда

      Родного. Я Пасхальное вино.

      Что я жива осталась – чудо,

      А ведь могла бы умереть —

      Тонула… под ножом визжала…

      Я не могу в глаза смотреть

      Твои. Я сына так рожала,

      Как поцелуя так – боюсь.

      Так нежности боюсь – как боли

      Родильной. На тебя крещусь,

      Как на часовню в зимнем поле,

      Как на созвездие Орла!

      …И вот они, во тьме поющи:

      Щека, и рот, и лоб… – и мгла,

      В огнях вся, темень Райских кущей.

      И рот мой рот вберет. И Дух

      Мой дух вберет. И станем разом

      Кольцом, из тел сплетенным двух,

      Под воссиянным Божьим глазом —

      Из двух сиротьих, птичьих душ,

      Искавших родину родную,

      Как друга друг – жена и муж

      В последнем – первом – поцелуе.

      …Нежный, Иаков, нежный спусти шелк со плеч…

      Бережно, тихо, бережно, – тебе надо меня беречь…

      Всю меня, как ежонка от игл, ты счастливо обнажи —

      Таинство: будто мед с ложки течет, бабьи одежки совлечь…

      Как на грубом дощатом столе тонко блестят ножи —

      Длинные рыбы… Работал ты семью семь лет за меня…

      Вот ты голый, горячий, Иаков… Держи Рахиль, держи,

      Возьми под мышки – так берут кочергой – головню из огня…

      Тихо, Иаков, тихо… Наляг… Коленом нежно раздвинь

      Нежных тонких березовых ног – стволов – зимнюю стынь…

      Я Белое Поле. Иди по мне… Рой тропинку рукой

      В пушистом снегу… Я твой покой. Огонь ладонью закрой.

      Это нутро горит: душа во чреве, бают, живет…

      Руку горящую всунь в кувшин – в разверстый, нежный живот.

      Это нежность с пальцев твоих льется, ясный елей… —

      В сердце, в печень, в глотку, под дых, – о, погоди, пожалей…

      Нежность – ведь тоже может убить того, кто ее не знал.

      О, Иаков, я не умею