Омертвение. Ушедшие в небо. Ярослав Толстов

ой!.. у меня следы останутся? – деловито спросила Вита, обдумывая услы-шанное. Максим фыркнул.

      – Ну конечно, какой еще вопрос может задать женщина?! Нет, следов не будет… дай бог, чтобы заражение не пошло. Но я хорошо тебя обработал – вроде не должно ничего… А пальчики-то у нас дрожат до сих пор.

      Вита опустила глаза на свои руки и с неудовольствием увидела, что он прав. Кроме того, пальцы не только дрожали, но и были в ужасном состоянии – почти половина ногтей слома-ны. Она быстро спрятала руки за спину.

      – Ничего, сейчас отпустит, – добродушно заметил Венжин, – и боль уйдет. Это нормально. Вот если бы ты после всего вообще никак не отреагировала или вдруг веселиться начала, песни петь, я бы задумался – а не обратиться ли к братьям из душевного ведомства. Можешь не верить, но я очень рад, что с тобой все обошлось.

      – С чего вдруг? – спросила Вита, тревожно наблюдая, как он извлекает из портфеля какие-то упаковки и пузыречки. – Ты же считаешь меня гарпией.

      – Своя все-таки, как-никак, привык. А так Женька бы новую завел, изучай ее опять, при-выкай. Может, еще хуже бы оказалась.

      – Демагог! – кисло заметила Вита. – Что-то Эдгар притих на кухне.

      – Наверное, нашел что-нибудь.

      – Там кроме коньяка ничего нет.

      – Коньяк, – ласково произнес Максим, – это хорошо. Утром отвезу тебя к нам, чтобы кровь на анализ взяли.

      – Зачем?

      – Вроде взрослый человек, а вопросы детские. Хрен его знает, что он с этой проволокой делал, кого ей до тебя душил! На ней чья угодно кровь могла остаться – думаешь, он прово-локу стерилизовал после каждого раза?! Бабы той так точно оставалась. Черт ее знает, здоро-ва она или нет! Подстраховаться никогда не помешает. Понимаешь меня?

      – Более чем.

      В гостиную вошел Эдгар, неторопливо проследовал к дивану, забрался на него и с бла-женным вздохом вытянулся среди подушек. Вита попробовала его столкнуть, но из этого ни-чего не вышло – Эдгар только укоризненно вздохнул и заерзал, устраиваясь поудобней. Вита легла на диван и положила ладонь на теплый толстый бок бульдога, глядя на шкаф, на стройные ряды книг на полках, и книги вдруг качнулись, поплыли куда-то далеко, и вместе с ними поплыли и диван, и посапывающий рядом Эдгар, и вся комната, и сквозь сгущающий-ся, набирающий силу сон она только и успела, что почувствовать, как ее заботливо накры-вают одеялом и услышать, как далекий голос специалиста в области нефрологии произносит:

      – Вот и хорошо, это сейчас самое правильное, ничего больше тут не поделаешь… а коньяк у нас, значит, на кухне… спать – это лучшее, сны очищают душу, прокаливают…

      Возможно, последние слова ей уже снились… а может и все снилось – давным-давно сни-лось – и Максим, и злые глаза Евгения, и мертвый человек, в чьи раскрытые глаза сыпался снег, и боль от стягивающейся на шее проволоки… может, все приснилось, даже Чистова… а утром все это превратится лишь в туманный осадок где-то