Великий князь. Юрий Сбитнев

на нём, тот есть

      крестящий Духом Святым».

      И я видел и засвидетельствовал,

      что сей есть Сын Божий.

      На другой день опять стоял Иоанн

      и двое из учеников его.

      И, увидев идущего Исуса, сказал:

      «Вот Агнец Божий».

      Услышавши от него сии слова,

      оба ученика пошли за Исусом.

      Исус же, оборотившись и увидев их,

      идущих, говорит им: «Что вам надобно?»

      Они сказали ему: «Учитель, где живёшь?»

      Говорит им: «Пойдите и увидите».

      Они пошли и увидели, где он живёт,

      и пробыли у него весь день тот.

      Было около десятого часа.

      Один из двух был Андрей – брат Симона.

      Он первый находит брата своего Симона

      и говорит ему:

      «Мы нашли Мессию, что значит Христос».

      И привёл его к Исусу.

      Исус же, взглянув на него, сказал:

      «Ты – Симон, сын Ионин. Ты наречешься

      Петром, что значит камень.

      Ныне, рыбак, ты будешь ловцом человеков…»

      Ах как пелось тогда Игорю! Как хорошо и светло было на душе у Петра Ильинича!

      Недосягаемый мыслью Христос сошёл тогда в душу, был рядом, вокруг, в нём самом. Близкий, Любимый, Единый.

      «Да что же это за отрок возрастает среди нас грешных, что за дитё такое, что словом одним может осветлить душу?» – думалось Петру Ильиничу уже на дневке, когда с отцовской любовью глядел на Игоря, свернувшегося калачиком на дорожном килиме, по-детски сунув ладони под щёку.

      Тропа ясная, хорошо наторенная, пала к малому роднику, к древесным колодинам, гладким и чистым, встарь рубленым высоко и тесно, об одно. В них, потревоженная падающей струёй, колышилась и дробилась студёная вода. Берестяной черпачок висел над срубом.

      Путники всласть напились ломотной влаги. Напоили из ручья остывших за долгий медленный ход коней.

      Сюда, к родниковому колодезю, пробивался озеленённый листвою солнечный свет. И туда, к солнцу, взъёмно поднималась тропа, битая не токмо конским копытом и людским шагом, но и колесом. Тут княжичи снова поехали о конь с Петром Ильиничем. Чащобник расступался, давая простор могучим берёзам, белотелым по завышию и словно бы обряженным в боевую кольчугу по низу.

      Чем дальше шли конные, тем реже становился лес, давая простор буйно цветущим полянам, пока ещё не широким, но и не затиснутым раскидистыми кронами древних дубов, заместивших березняки, а кое-где взмывали к небу громадными мётлами липы, и на одной из них, как раз на высоте всадника, раскинул крылья летящий сокол.

      – Отец ваш метил, – сказал Пётр Ильинич, остановив коня подле дерева. – Отсюда и зачин первой ухожаи.

      Святослав, притиснувшись конём к древесному стволу, потрогал мету рукою.

      – Когда это было? – спросил Игорь.

      – Давненько, мы толики возвратились на Русь. Более четверти века минуло. Много тут времечка прожито батюшкой вашим.

      Игорь слушал, потупясь, отвернув лицо, словно бы разглядывая что-то в заблизье. Святослав гладил мету